Неточные совпадения
Встряхнув кудрями,
он сгибался над гитарой, вытягивал шею, точно гусь; круглое, беззаботное лицо
его становилось сонным; живые, неуловимые глаза
угасали в масленом тумане, и, тихонько пощипывая струны,
он играл что-то разымчивое, невольно поднимавшее на ноги.
Ели
они, как всегда по праздникам, утомительно долго, много, и казалось, что это не те люди, которые полчаса тому назад кричали друг на друга, готовые драться, кипели
в слезах и рыданиях. Как-то не верилось уже, что всё это
они делали серьезно и что
им трудно плакать. И слезы, и крики
их, и все взаимные мучения, вспыхивая часто,
угасая быстро, становились привычны мне, всё меньше возбуждали меня, всё слабее трогали сердце.
Штольц сказал про него, что он апатичен, что ничто его не занимает, что все
угасло в нем… Вот ей и захотелось посмотреть, все ли угасло, и она пела, пела… как никогда…
Но все-таки большую часть времени ему приходится оставаться одному. Он сидит в кресле и чувствует, как жизнь постепенно
угасает в нем. Ему постоянно дремлется, голова в поту. Временами он встает с кресла, но дойдет до постели и опять ляжет.
В 1839 году, в ноябре, я приезжал в Петербург вместе с Гоголем. Шишков был уже совершенно слеп. Я навещал довольно часто Александра Семеныча: он был еще на ногах, но становился час от часу слабее, и жизнь, видимо,
угасала в нем. Я никогда не говорил с Шишковым о Гоголе: я был совершенно убежден, что он не мог, не должен был понимать Гоголя. В это-то время бывал я свидетелем, как Александр Семеныч кормил целую стаю голубей, ощупью отворяя форточку и выставляя корм на тарелке.
Неточные совпадения
Когда прибегнем мы под знамя // Благоразумной тишины, // Когда страстей
угаснет пламя // И нам становятся смешны //
Их своевольство иль порывы // И запоздалые отзывы, — // Смиренные не без труда, // Мы любим слушать иногда // Страстей чужих язык мятежный, // И нам
он сердце шевелит. // Так точно старый инвалид // Охотно клонит слух прилежный // Рассказам юных усачей, // Забытый
в хижине своей.
Условий света свергнув бремя, // Как
он, отстав от суеты, // С
ним подружился я
в то время. // Мне нравились
его черты, // Мечтам невольная преданность, // Неподражательная странность // И резкий, охлажденный ум. // Я был озлоблен,
он угрюм; // Страстей игру мы знали оба; // Томила жизнь обоих нас; //
В обоих сердца жар
угас; // Обоих ожидала злоба // Слепой Фортуны и людей // На самом утре наших дней.
В Бадене [Баден — знаменитый курорт.]
он как-то опять сошелся с нею по-прежнему; казалось, никогда еще она так страстно
его не любила… но через месяц все уже было кончено: огонь вспыхнул
в последний раз и
угас навсегда.
Закурив папиросу, она долго махала пред лицом своим спичкой, не желавшей
угаснуть, отблески огонька блестели на стеклах ее пенсне. А когда спичка нагрела ей пальцы, женщина, бросив ее
в пепельницу, приложила палец к губам, как бы целуя
его.
И вечером ничего больше не добился Райский.
Он говорил, мечтал, вспыхивал
в одно мгновение от ее бархатных, темно-карих глаз и тотчас же
угасал от равнодушного
их взгляда.