Энцо Феррари. Самая полная биография великого итальянца

Лука Даль Монте, 2022

Энцо Феррари – человек, которого в ИТАЛИИ считают одним из ВЕЛИЧАЙШИХ соотечественников XX века. Книга рассказывает о том, как создавалась компания «ФЕРРАРИ», о ее борьбе с сильнейшим конкурентами – «ФИАТ», «Альфа-Ромео», «Мазерати», «Мерседес» и другими, – о том, как Феррари выстраивал работу с инженерами, пилотами и покупателями его автомобилей, как неоднократно терял близких ему людей и на трассах, и вне гонок, как испытывал давление со стороны государства, прессы и Церкви, как шаг за шагом, упорно и вопреки многим обстоятельствам, шел к вершине автомобильной индустрии и мирового автоспорта. Автор детально изучил жизнь и деятельность великого конструктора спортивных автомобилей и написал его биографию на основании множества свидетельств, рассказов, мнений, книг и сообщений прессы. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 2

Искра

В 1903 году, когда дела у Альфредо Феррари шли в гору, он сделал себе подарок — первый автомобиль. Выбор Альфредо пал на одноцилиндровую модель, выпущенную в 1898 году, в год рождения его второго сына, фирмой «Де Дьон-Бутон», одним из более тридцати французских производителей. Энцо и его брат Дино, одетые матерью так же нарядно, как перед походом в церковь, расположившись в воскресенье после полудня на задних сиденьях отцовского автомобиля, начали познавать чувство скорости. «Де Дьон-Бутон» Альфредо Феррари был двадцать восьмым автомобилем, зарегистрированным в провинции Модена.

В 1908 году, когда Энцо было десять лет, отец отвез его на его первую автогонку. Энцо говорил об «искре», которая разожгла в нем неугасимый огонь. Это был «Кубок Флорио» — классическая гонка в районе Болоньи, проходившая по деревенским грунтовым дорогам и выходящая на улицу Эмилия. Тогда, увидев на обожженных солнцем полях, среди бескрайних рядов тополей покрытые пылью гоночные машины, за рулем которых были Феличе Надзаро и Винченцо Ланча — первые чемпионы в этом еще молодом виде спорта, Энцо начал мечтать о том, чтобы однажды стать Феррари.

Было 6 сентября 1908 года.

Хотя гонка «Кубок Флорио» была заметным событием в мире автоспорта первых лет XX века, она не шла ни в какое сравнение с более известной и сложной гонкой «Тарга Флорио», которая проводилась на Сицилии уже несколько лет. До этого времени Энцо не проявлял особого интереса к автомобилям, несмотря на то, что его отец после первой «Де Дьон-Бутон» приобрел еще одну, уже двухцилиндровую машину, произведенную другой французской фирмой, «Маршан». Отец и брат часто разговаривали дома о машинах, но и это не подготовило его к «бурной эмоции», которую он испытал в тот день, стоя на обочине дороги и впервые увидев эти громоздкие, шумные и вообще невероятные гоночные автомобили.

О мерах безопасности зрителей, чье число росло с каждым годом, по-настоящему никто не задумывался. Любопытно, что после первой гонки в памяти Энцо осталась именно деталь, связанная с безопасностью публики. Организаторы поливали поле на внешней стороне самого опасного виража, создавая болотце глубиной около тридцати сантиметров. Идея заключалась в том, что грязь могла остановить вылетевший с трассы автомобиль, прежде чем он достиг бы зрителей, которые, как предполагалось, должны были смотреть гонку «на суше», на расстоянии около пятидесяти метров от трассы. Энцо, тогда бывший мальчишкой всего десяти лет, был очарован «ощущением безопасности с брызгами и незапланированными ваннами для зрителей и гонщиков».

Однако младший член семьи Феррари обратил внимание и на более тонкие детали: победителем первой гонки, на которой он присутствовал, стал Феличе Надзаро, развивший среднюю скорость почти 120 километров в час. 530 километров гонки Надзаро проехал за восемь часов. Самое быстрое время круга было у Винченцо Ланчи, который незадолго до того основал компанию, носившую его имя.

В следующем году Энцо не пришлось уезжать далеко от дома, чтобы посмотреть свою вторую гонку. Ему достаточно было пересечь железнодорожные пути, которые проходили рядом с его домом, и пройти пешком через поля несколько километров, разделяющие Вилла Санта Катерина и шоссе Навичелло — дорогу, ведущую к Нонантоле, соседнему городку. Здесь, на прямой дороге длиной чуть более полутора километров, была организована гонка с амбициозным названием «Рекорд Мили».

Был июнь 1909 года. Имена Ланчи и Надзаро, главных участников «Кубка Флорио» 1908 года, были известными в итальянском спорте первого десятилетия XX века, а вот о пилотах, участвовавших в «Рекорде Мили», почти никто и слыхом не слыхивал — Чейрано, Джойя, Шипиони, Карминати, Да Дзара (итоговый победитель); все эти имена сегодня почти забыты, но они — пусть и косвенно, благодаря участию в этой гонке, — оказали куда большее влияние на автомобильный мир, чем кто-либо из них мог себе представить.

Моденская автомобильная ассоциация — организационный комитет гонки — получил тридцать заявок на участие. Среди них были имена из той части мира Модены, что был увлечен скоростью: производитель велосипедов и фотограф-любитель Франческо Стангвеллини, сын мэра Модены и глава оргкомитета Клаудио Сан Доннино, а также Гвидо Корни, человек с широким кругом интересов, который в городе считался «страстным ценителем всяческих механизмов».

В течение недели пути всех жителей Модены вели в офис МАА и в магазины Стангвеллини и Пальмьери — там можно было купить билеты на гонку. В субботу городская жизнь замерла: все столпились около мастерской Корни в квартале Сакка, находившейся неподалеку от Порта Эммануэле и всего в двух шагах от дома Энцо, чтобы наблюдать за техническим контролем автомобилей. Тем временем в конторе МАА были выставлены призы для победителей: Его величество изволил направить из Рима золотую медаль, то же самое сделал и военный министр Королевства. Также предоставили всякие награды и кубки различные спортивные общества Модены и Торговая палата.

В воскресенье утром, незадолго до начала гонки, начался дождь. Этого было явно недостаточно для того, чтобы отпугнуть двоих сыновей Альфредо Феррари. Энцо и Дино с утра пораньше отправились к шоссе Навичелло, не обращая внимания на непогоду. Когда солнце поднялось выше, дождь прекратился, дорога быстро высохла, и организаторам не оставалось ничего другого, как выйти с ведрами и бутылями, чтобы снова увлажнить ее и убрать пыль, которой снова покрылся асфальт.

Гонка каждого участника продолжалась мгновение: в лучшем из своих двух заездов Да Дзара прошел милю всего за 41 секунду. Его скорость была более 140 километров в час. Для Энцо это снова были бурные эмоции, вспыхивавшие и угасавшие в мгновение ока, столь же яркие, сколь и быстрые.

Весной стало известно, что во втором «Рекорде Мили» будет участвовать и сам Феличе Надзаро. Несмотря на то, что эта гонка была новой в итальянском автомобильном календаре, ввиду того, что международных соревнований не существовало, она стала значимым событием. Пресса широко освещала подготовку к ней, вплоть до того, что на неделе, предшествовавшей гонке, в Модену прибыли специальные корреспонденты чуть ли не из всех газет страны.

К сожалению, для Энцо и всех его соотечественников, очарованных автомобилями, второй «Рекорд Мили» стал последним. Авария с участием двух болидов, двух пилотов и двух механиков поставила точку в истории гонки, которая завоевала было всеобщее признание. Никто серьезно не пострадал. Оба механика и один из пилотов, Ферруччо Черчиньяни, отделались лишь небольшими ушибами. Еще один пилот, Родольфо Перуцци Де Медичи, некоторое время находился в состоянии шока. Но шумиха, вызванная этой аварией, была грандиозной. Свидетели не могли не отметить, что трагедии удалось избежать лишь по счастливой случайности. Гонка 1910 года для «Рекорда Мили» стала последней.

Если страсть к автогонкам заставляла Энцо мечтать наяву, то школа жестоко возвращала его к повседневной реальности.

Папа Альфредо и мама Адальджиза никогда не упускали случая напомнить сыну о важности учебы. Отец, с которым Энцо все чаще конфликтовал, постоянно понукал его, вынуждая получить то образование, которое самому Энцо претило. Отец хотел, чтобы он стал инженером и вместе с братом продолжил работу в семейном бизнесе, но для Энцо математика («Давайте оставим математику в покое…», — говорил он много лет спустя) была одним из самых неперевариваемых предметов. К географии юноша проявлял лишь поверхностный интерес, но любил историю и итальянский язык, особенно итальянский. Он любил писать: если в учебе и было что-то, что ему действительно нравилось делать, то это были сочинения, которые он писал «довольно легко».

И тогда ему, в качестве отвлекающего маневра, пришло в голову, что, мало-помалу практикуясь, он в будущем сможет начать карьеру журналиста. Если желание стать оперным тенором было лишь мечтой, то журналистика вполне могла бы стать профессиональным путем Энцо Феррари.

В 1914 году, когда в Европе началась Первая мировая война, Энцо, который уже учился некоторое время в Техническом институте, начал проводить свободное время в редакции Provincia di Modena — консервативной городской газеты. По городу еще гуляло эхо руководства ею швейцарским романистом, натурализованным итальянцем Лучано Дзукколи, который управлял ей в конце XIX века. Эта двойная роль журналиста и писателя привлекла внимание Энцо, который вскоре про себя решил, что однажды место главного редактора городской газеты займет он сам.

В последний мирный год Энцо разделял свое время между редакцией, где с возрастающим интересом наблюдал за профессионалами газетной индустрии, и городом — он бродил из края в край в поисках новостей и выполнял любые поручения, которые ему давали. Его скромная задача заключалась в том, чтобы быть «бегунком», и трудно сказать, написал ли Энцо когда-либо хоть одну заметку для Provincia di Modena в промежутках между поисками новостей для главного редактора или других журналистов газеты. Но однозначно можно сказать, что подписывать их ему не позволяли никогда.

Чего нельзя сказать о его работе в La Gazzetta dello Sport — газете, в которой в ноябре 1914 года вышло целых три заметки, подписанных молодым амбициозным журналистом.

Впервые Энцо Феррари поставил свое имя под публикацией в Gazzetta в понедельник, 2 ноября. Накануне «Аудакс», одна из двух моденских команд, проиграла «Миланезе» 1:4.

Статья Энцо начиналась так: «Match был крайне блеклым. Победа, без сомнения, досталась лучшим, однако мы считаем, что миланцы добились бы успеха и без auto-goal, забитого Ваккари, и без мяча, засчитанного судьей Бривио, когда Коста из «Миланезе» явно находился в offside».

Полемический задор у него, безусловно, был. В шестнадцать лет, дебютируя в газете национального уровня, он не сглаживал углы, да еще и притом что речь шла о команде из родного для La Gazzetta dello Sport города. Работу арбитра он тоже не оставил без внимания, закончив свою корреспонденцию, состоящую из чуть более ста слов, так: «Зрителей было мало. Работа судьи Бривио вызвала много споров».

Если оставить за скобками уколы — которые, однако, свидетельствовали о его индивидуальности и приверженности цветам команды из своего города, — стиль его был сдержанным. Ограничения верстки вынуждали его быть как можно более кратким, и Энцо не тратил слова на метафоры или излишние обороты, стараясь донести до читателя максимально сжато и полно суть игры, о которой писал: «Первый goal забил Коста из “Миланезе“. Сразу после этого Ваккари из «Аудакса» сравнял счет. Во втором тайме миланцы сосредоточили свои усилия у моденских ворот и сумели забить еще три мяча стараниями Косты и дважды — Роги».

Прошло две недели, и Энцо вернулся на стадион. На этот раз он наблюдал за игрой «Модены», уступившей 1:7 «Интеру» из Милана — команде, за которую он болел.

В понедельник, 16 ноября, в La Gazzetta dello Sport была опубликована еще одна его заметка. Она также была сдержанной, без излишеств. Как и две недели тому назад, Энцо использовал английскую терминологию, которая считалась привычной для того времени, когда Foot-ball был преимущественно иностранным видом спорта. И, как и в предыдущем тексте, он добавил в свой рассказ суждения, удивительные для шестнадцатилетнего парня, который, тем не менее, помимо склонности к полемике, явил и зрелость.

Статья, рассказывающая о чудовищном, можно сказать — постыдном разгроме, начиналась так: «Уверенность в поражении и отсутствие некоторых отличных игроков побудили руководителей «Модены» перейти на новую схему, странную и непонятную; достаточно сказать, что умелый Робертс играл теперь центрального forward, и что на роль опорника позвали не кого иного, как бывшего капитана Boys, Молинари. На позиции крайних поставили давно забытых и покрытых ржавчиной резервистов».

На следующей неделе Энцо смотрел за игрой «Аудакса» в третий раз. И в третий раз ему пришлось писать о поражении домашней команды. На этот раз «Аудакс» проиграл 2:4 команде «Ювентус Италия»^[2].

Статья начиналась так: «Хотя победа сегодня явно досталась сильнейшим, мы должны признать, что, если бы не превратности судьбы, «Аудакс» мог бы показать себя лучше. В самом деле, ведь первый goal «Ювентусу» принес злополучный corner, не назначить который судья не мог». Настанет день, когда Энцо будет развивать теорию о том, что не существует ни удач, ни неудач, но тогда, осенью 1914 года, до этого было еще далеко.

Вновь выделяются плавный стиль, богатый лексикон, способность к резюмированию: умение выявлять ключевые эпизоды игры и кратко излагать их читателям. Спустя полвека он великолепно использовал эти навыки для описания характеров людей, рисуя их будущим поколениям сколь четкими, столь и краткими мазками — как, например, в случае, когда он сумел обрисовать сложную личность одного из своих пилотов всего двумя словами: «измученный и мучительный». Но основные черты его стиля проглядывались уже в этих первых заметках.

Эти три статьи опубликованы в La Gazzetta dello Sport за подписью Энцо Феррари. До ноября 1914 года репортажи о футбольных матчах, проходивших в Модене, подписывал другой журналист. Тот же журналист вернулся к ним с декабря. В начале 1916 года появилась третья подпись. В этом четырнадцатимесячном интервале несколько раз появлялись краткие, никем не подписанные заметки из Модены, но имя Энцо больше не фигурировало.

Молодой начинающий журналист тем временем сместил часть своих интересов с абстрактных дел на более конкретные и осязаемые — девушек. Как и все его сверстники, шестнадцатилетний Энцо Феррари влюбился.

Объектом его влечения была четырнадцатилетняя девушка, которую Энцо доводилось встречать каждый день. Но, несмотря на все его усилия, интерес не был взаимным. Он проходил мимо нее — она отворачивалась. Все закончилось, как и должно было: они никогда не разговаривали друг с другом. Именно тогда Энцо осознал, что «безразличие» может быть «самым страшным оружием из всех».

Его учеба в Техническом институте закончилась отчислением с третьего курса. В марте 1915 года, в семнадцать лет, обладая полученным в мастерской отца опытом, Энцо нашел работу городского служащего в школе для токарей при мастерской пожарных Модены. Его должность называлась «инструктор». Он обучал «старшеклассников, которым, если они работали на вспомогательных предприятиях, предоставлялась отсрочка от военной службы». Курс длился три месяца. По его окончании их всех отправили на оружейную фабрику Модены — одну из многих итальянских компаний, переориентированных на производство военной продукции. Важным было то, что работа в сфере подготовке персонала, полезного для вооруженных сил, обеспечивала ему освобождение от армии.

ЖУРНАЛИСТИКА И ДЕВУШКИ СТАЛИ ДВУМЯ ОПОРНЫМИ ПУНКТАМИ В ЕГО ЖИЗНИ. НО БЫЛ ЕЩЕ ТРЕТИЙ, КОТОРЫЙ СМОГ УСТОЯТЬ И КОТОРЫЙ ЭНЦО (ПУСТЬ ТЕПЕРЬ И НЕ БЫЛО ГОНОК НЕПОДАЛЕКУ ОТ ДОМА), РАЗВИВАЛ И УКРЕПЛЯЛ, ЧИТАЯ СПОРТИВНЫЕ ГАЗЕТЫ И ЖУРНАЛЫ, — АВТОГОНКИ.

И вот однажды, летним вечером 1915 года Энцо впервые признался в своей настоящей страсти, которая стала ведущей силой в его жизни. Они с Пеппино стояли у таможенного пункта Модены, недалеко от дома. Пеппино — лучший друг, сын бакалейщика. Он жил в доме напротив мастерской Феррари. С ним у Энцо сложилось близкое общение — такое, какое было только с братом.

Душной, «полной комаров» ночью, при тусклом свете газовых фонарей, два парня беседовали о том о сем. Пеппино вдруг спросил Энцо, чем он хотел бы заниматься, когда вырастет, и Энцо признался в том, что до этого момента было его тайной страстью.

У Энцо был в руках иллюстрированный журнал, открытый на девятой странице. Это был Stampa Sportiva, еженедельник, издававшийся в Турине с 1901 года, с помощью которого Энцо и его брат в течение многих лет удовлетворяли свое любопытство в различных видах спорта. С вступлением Италии в войну, которое случилось за месяц до описываемого события, журнал изменил свое название на L’Illustrazione della Guerra e La Stampa Sportiva.

Энцо держал в руках двадцать шестой номер журнала за 1915 год, вышедший в воскресенье, 27 июня. Теперь, когда чемпионат Италии по футболу тоже закончился, основное внимание уделялось автогонкам. Половину страницы занимали три фотографии. На самой маленькой из них был Ральф Де Пальма; этого гонщика итальянские любители спорта не знали, но в журнале говорилось, что он победил в прошедшей недавно «500 миль Индианаполиса» — великой гонке, проходящей на американской земле. Все три фотографии изображали пилотов, которые участвовали в «Инди-500», и две другие фотографии были гораздо больше, чем та, на которой был Де Пальма. Но внимание Энцо было привлечено — и это было совсем не случайно — фотографией победителя.

«Я стану гонщиком!» — ответил Энцо, показывая Пеппино фотографию итало-американского пилота, сидящего в рубашке и галстуке за рулем гоночной машины. Он не признался вслух только в уверенности, стоящей за этими словами. «Если Де Пальма смог, почему не могу и я?» — думал Энцо.

«Молодец, — ответил друг. — Если ты сможешь, это будет потрясающей профессией».

Было лето 1915 года. Италия вступила в войну 24 мая, за неделю до проведения гонки «500 миль Индианаполиса», выигранной Ральфом Де Пальмой. В стране царил всеобщий национальный подъем.

Если Энцо, казалось, не особо интересовался возможностью покрыть себя славой на поле битвы, то о его брате такого сказать было нельзя. В семье начались дискуссии между Дино и отцом, в роли миротворца была мать — она пыталась отговорить сына не конфликтуя, с помощью аргументов. Победил Дино, и ему разрешили отправиться на фронт добровольцем.

Благодаря семейному автомобилю «Дьятто» — с четырехцилиндровым двигателем объемом три литра, третьему автомобилю, купленному отцом, — который он взял с собой и который был переоборудован в эвакуационную машину, Дино направили в Красный Крест. Он прибыл на фронт и стал курсировать между передовой и тыловыми госпиталями.

Энцо было семнадцать лет. Его возраст давал ему временную защиту от призыва на службу, который затронул итальянцев, рожденных после 1874 года. Но если война не закончится скоро — а тогда немногие думали, что она продлится дольше нескольких месяцев, — то, несмотря на работу на полувоенном заводе, в следующем году он мог отправиться в окопы и сам.

Прошлой весной, когда пехота с песнями прогулялась до реки Пьяве, многие полагали, что война закончится быстро, однако к наступлению нового года такой уверенности уже не было. С собой этот новый год, едва успев вступить в права, принес и семейную трагедию.

За два дня до конца декабря Альфредо Феррари слег с высокой температурой. Все началось как обычный бронхит, но вскоре он превратился в «острую пневмонию». Через «три дня» болезнь унесла Альфредо в могилу. Он не дожил даже до пятидесяти семи лет. Это случилось 2 января 1916 года.

Со смертью отца Энцо потерял надежный ориентир. Трагедия поразила его внезапно и неожиданно. Отец заболел и умер — и все это за какие-то часы.

Энцо стоял на пороге своего всего-то восемнадцатого дня рождения, и он не был готов к смерти отца. Война и фронт отступили на задний план. В семье, конечно, витало беспокойство, но оно было связано с Дино, который там, далеко, курсировал на своей красной «Дьятто» между окопами и госпиталями в тылу. Никто в семье Феррари не думал, что смерть может прийти в эти стены.

Внезапная утрата отца стала первой большой утратой в жизни Энцо Феррари. Первой из многих. Возможно, это и начало формировать из него того человека, которым он стал. Память не столько об отце, сколько о его внезапной кончине, никогда не угасала в нем.

Однако прежде, чем год закончился, жизнь Энцо потрясла вторая трагедия. 16 декабря в Сондало, в провинции Сондрио, умер его брат Дино. После года войны он заболел плевритом, который в тех тяжелых условиях солдатской жизни на фронте быстро свел его в могилу. Ему было двадцать лет.

Меньше чем за год жизнь Энцо перевернулась. Он потерял отца и брата. Внезапная смерть отца поставила под угрозу благосостояние семьи Феррари, которая, конечно, не могла полагаться только на инструкторскую зарплату Энцо. Оба станка из семейной мастерской были реквизированы армией для использования в военной промышленности. Механическая мастерская Альфредо Феррари, в которой когда-то работало тридцать человек, теперь была пустой и тихой коробкой.

Мать надеялась, что после войны и возвращения старшего сына с фронта дети восстановят и вновь запустят мастерскую отца. Никто не мог бы вернуть ей мужа, но у сыновей было бы будущее в сфере деятельности, начатой Альфредо. Но теперь не было и Дино. Адальджиза осталась одна с младшим сыном, которому — по крайней мере, временно, благодаря его работе инструктора в токарной школе при пожарной части — удалось избежать отправки на фронт.

Среди немногих радостей для Энцо в том трагическом и мрачном 1916 году было получение водительских прав в июле. Он долго жаждал этого. При всех бедах и мрачных предсказаниях, водительское удостоверение с номером «1363» по крайней мере позволяло ему время от времени садиться за руль машины — это была «Сизар», которую отец приобрел после того, как Дино увез «Дьятто» на фронт. Возможно, именно тогда Энцо Феррари начал рассматривать автомобили как плоды свободы — не только свободы передвижения, но и свободы от забот повседневной жизни.

Фронт гремел в сотнях километров от Модены, и когда удавалось отогнать мысли о смерти, война могла казаться такой же далекой, как Луна. Прекрасное время года казалось созданным для поездок на автомобиле, он был идеальным средством для того, чтобы из жары плоскогорья, на котором располагается Модена, быстро и комфортно добраться до прохлады холмов.

Итак, в один прекрасный летний день 1917 года Энцо отправился на «Сизаре» по моденской части Апеннин. Когда он доехал до Сестолы, он решил проверить себя и замерить время, которое ему потребовалось для прохождения извилистого, сложного, но в то же время увлекательного маршрута до Павулло, который состоял из множества поворотов и прямых участков. Ему было девятнадцать лет, и, несмотря на войну и семейные утраты, его страсть к автогонкам не ослабла.

По прибытии в Павулло группа любопытных — местные жители и несколько мальчишек — собралась вокруг автомобиля и его водителя, который выглядел элегантно, как chauffeur, а не как гонщик, вроде Надзаро или Ланчи. Момент был запечатлен на фотопленке. Взгляд Энцо, вкупе с большими очками пилота, поднятыми на кепку, выражал гордость от того, что он мастерски повелевает автомобилем, средством передвижения, все еще окутанным тайной для многих. На обратной стороне фотографии Энцо Феррари собственноручно написал:

Сестола — Павулло,

после Raid

А также добавил расстояние и особенности маршрута и время, затраченное на его прохождение: «26 километров 475 метров, уклоны до 12 процентов» — расстояние; «36 минут 12 секунд» — время. Это было 19 июля 1917 года, в погожий летний четверг.

Шла третья военная осень, Энцо продолжал работать инструктором в токарной школе. Казалось, что конфликт зашел в тупик. Долгая окопная война уже виделась бесконечной. Затем ночью 24 октября австрийцы прорвали фронт в Капоретто, и то, что было изнурительной оборонительной войной, внезапно превратилось в борьбу за освобождение от захватчиков.

В Риме пало правительство Бозелли, и на его место пришел кабинет министров под руководством Орландо. Мобилизация достигла невиданного уровня. Даже предполагалось, что к «Ребятам 99-го»^[3] придется добавлять молодежь 1900 года рождения. Одновременно на военную службу призвали и тех, кто по каким-то причинам не был призван в предыдущие три года. Критерии для получения освобождения от военной службы по медицинским причинам ужесточались. Все освобождения, предоставленные до этого момента, были пересмотрены. Были призваны и многие из тех, кто раньше вносил свой вклад, работая далеко от фронта в сферах, связанных с военной промышленностью. Так что и Энцо был вынужден отказаться от своей должности инструктора, подчиниться призыву и покинуть Модену.

Его прикрепили к Третьему Альпийскому артиллерийскому полку, который находился в Валь Брембана, поблизости от Бергамо и далеко от Капоретто, Исонцо и Пьяве. Второй удачей стало то, что приобретенные им отрывочные знания и опыт в механике, а также инструкторский опыт позволили ему получить должность, которая хотя и имела мало общего с тем, что он делал раньше, все же позволила ему избежать ужаса окопов. А именно — несмотря на то, что он был одним из немногих обладателей водительского удостоверения, ему пришлось седлать мулов.

Как и всегда, влюбленный в театр, во время одного из редких отпусков, Феррари весной 1918 года нашел время, чтобы посетить Театр Доницетти в Бергамо и посмотреть «Ласточку» Пуччини. Прошло несколько месяцев его участия в войне — и он заболел плевритом. Памятуя о судьбе отца и брата, он предпочел госпитализироваться. Первая больница была в Брешии. Вторая, благодаря настойчивости матери, не желавшей терять последнего оставшегося члена семьи, была в Болонье, недалеко от дома.

Ему удалось избежать боев, он не подвергался психологическому и физическому истощению в окопах. Но пребывание в двух госпиталях глубоко повлияло на Энцо. Состояние его здоровья было критическим. Видя безнадежных больных рядом с собой, он провел «ужасные дни» в опасении, что это его конец.

Обстановка, в которой ему пришлось бороться за свою жизнь, описана в «Прощай, оружие!», но в случае Энцо не было поэтики и чувственности прозы Хемингуэя. «Из окна я видел аллею: люди, мир казались мне такими далекими, почти недостижимыми». Это днем. Ночью же он слышал стуки, разносившиеся по госпиталю. Возможно, догадываясь о причинах этих стуков, он долго не осмеливался спрашивать, что это такое. Затем он собрался с духом. Медсестра, ухаживавшая за ним, молодая вдова бойца, сначала давала уклончивые ответы. Затем она рассказала ему: звуки, которые он слышал каждую ночь, были ударами молотков — рабочие сколачивали деревянные ящики, в которые укладывали его собратьев по несчастью, умерших за день.

Понадобилось две операции и длительное лечение. Он выздоровел и вернулся в Модену. Но он не забыл.

Примечания

2

Клуб из Милана, выступавший в разных дивизионах чемпионата Италии в начале и середине XX века и окончательно прекративший свое существование в 1948 году.

3

Это собирательное название 18-летних призывников 1899 года рождения стало в Италии символическим и нашло отражение в культуре.