Неточные совпадения
Примостившись на узлах и сундуках, я
смотрю в окно, выпуклое и круглое, точно
глаз коня; за мокрым стеклом бесконечно льется мутная, пенная вода. Порою она, вскидываясь, лижет стекло. Я невольно прыгаю на пол.
Мать редко выходит на палубу и держится
в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных
в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное облако; из него отдаленно и неприветливо
смотрят прямые серые
глаза, такие же большие, как у бабушки.
Особенно напряженно слушал Саша Михаилов; он всё вытягивался
в сторону дяди,
смотрел на гитару, открыв рот, и через губу у него тянулась слюна. Иногда он забывался до того, что падал со стула, тыкаясь руками
в пол, и, если это случалось, он так уж и сидел на полу, вытаращив застывшие
глаза.
Дядя весь вскинулся, вытянулся, прикрыл
глаза и заиграл медленнее; Цыганок на минуту остановился и, подскочив, пошел вприсядку кругом бабушки, а она плыла по полу бесшумно, как по воздуху, разводя руками, подняв брови, глядя куда-то вдаль темными
глазами. Мне она показалась смешной, я фыркнул; мастер строго погрозил мне пальцем, и все взрослые
посмотрели в мою сторону неодобрительно.
Лоб его странно светился; брови высоко поднялись; косые
глаза пристально
смотрели в черный потолок; темные губы, вздрагивая, выпускали розовые пузыри; из углов губ, по щекам, на шею и на пол стекала кровь; она текла густыми ручьями из-под спины.
Он сидел на краю печи, свесив ноги, глядя вниз, на бедный огонь свечи; ухо и щека его были измазаны сажей, рубаха на боку изорвана, я видел его ребра, широкие, как обручи. Одно стекло очков было разбито, почти половинка стекла вывалилась из ободка, и
в дыру
смотрел красный
глаз, мокрый, точно рана. Набивая трубку листовым табаком, он прислушивался к стонам роженицы и бормотал бессвязно, напоминая пьяного...
Я переставал читать, прислушиваясь, поглядывая
в его хмурое, озабоченное лицо;
глаза его, прищурясь,
смотрели куда-то через меня,
в них светилось грустное, теплое чувство, и я уже знал, что сейчас обычная суровость деда тает
в нем. Он дробно стучал тонкими пальцами по столу, блестели окрашенные ногти, шевелились золотые брови.
Он снова молчит, точно задремал; думает о чем-то,
смотрит в окно, скосив
глаза, маленький и острый весь.
Уже самовар давно фыркает на столе, по комнате плавает горячий запах ржаных лепешек с творогом, — есть хочется! Бабушка хмуро прислонилась к притолоке и вздыхает, опустив
глаза в пол;
в окно из сада
смотрит веселое солнце, на деревьях жемчугами сверкает роса, утренний воздух вкусно пахнет укропом, смородиной, зреющими яблоками, а дед всё еще молится, качается, взвизгивает...
Это был высокий, сухой и копченый человек,
в тяжелом тулупе из овчины, с жесткими волосами на костлявом, заржавевшем лице. Он ходил по улице согнувшись, странно качаясь, и молча, упорно
смотрел в землю под ноги себе. Его чугунное лицо, с маленькими грустными
глазами, внушало мне боязливое почтение, — думалось, что этот человек занят серьезным делом, он чего-то ищет, и мешать ему не надобно.
Иногда он прерывал работу, садился рядом со мною, и мы долго
смотрели в окно, как сеет дождь на крыши, на двор, заросший травою, как беднеют яблони, теряя лист. Говорил Хорошее Дело скупо, но всегда какими-то нужными словами; чаще же, желая обратить на что-либо мое внимание, он тихонько толкал меня и показывал
глазом, подмигивая.
— Куда же? — удивленно откликнулась она и, приподняв голову мою, долго
смотрела мне
в лицо, так долго, что у меня слезы выступили на
глазах.
Но главное, что угнетало меня, — я видел, чувствовал, как тяжело матери жить
в доме деда; она всё более хмурилась,
смотрела на всех чужими
глазами, она подолгу молча сидела у окна
в сад и как-то выцветала вся.
Во время уроков она
смотрела углубленными
глазами через меня —
в стену,
в окно, спрашивала меня усталым голосом, забывала ответы и всё чаще сердилась, кричала — это тоже обидно: мать должна быть справедлива больше всех, как
в сказках.
Приезжал дядя Яков с гитарой, привозил с собою кривого и лысого часовых дел мастера,
в длинном черном сюртуке, тихонького, похожего на монаха. Он всегда садился
в угол, наклонял голову набок и улыбался, странно поддерживая ее пальцем, воткнутым
в бритый раздвоенный подбородок. Был он темненький, его единый
глаз смотрел на всех как-то особенно пристально; говорил этот человек мало и часто повторял одни и те же слова...
Она была вся зеленая, и платье, и шляпа, и лицо с бородавкой под
глазом, даже кустик волос на бородавке был, как трава. Опустив нижнюю губу, верхнюю она подняла и
смотрела на меня зелеными зубами, прикрыв
глаза рукою
в черной кружевной перчатке без пальцев.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович.
Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются
в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех
глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как
в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Хлестаков, городничий и Добчинский. Городничий, вошед, останавливается. Оба
в испуге
смотрят несколько минут один на другого, выпучив
глаза.
С козою с барабанщицей // И не с простой шарманкою, // А с настоящей музыкой //
Смотрели тут они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не
в бровь, а прямо
в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — // Гляди, явилась водочка: //
Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто
в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Стародум(распечатав и
смотря на подпись). Граф Честан. А! (Начиная читать, показывает вид, что
глаза разобрать не могут.) Софьюшка! Очки мои на столе,
в книге.
Ходя по улицам с опущенными
глазами, благоговейно приближаясь к папертям, они как бы говорили смердам:"
Смотрите! и мы не гнушаемся общения с вами!", но,
в сущности, мысль их блуждала далече.