Неточные совпадения
Говорила она, как-то особенно выпевая
слова, и они легко укреплялись в памяти моей, похожие
на цветы, такие же ласковые, яркие, сочные.
Я очутился
на дворе. Двор был тоже неприятный: весь завешан огромными мокрыми тряпками, заставлен чанами с густой разноцветной водою. В ней тоже мокли тряпицы. В углу, в низенькой полуразрушенной пристройке, жарко горели дрова в печи, что-то кипело, булькало, и невидимый человек громко говорил странные
слова...
Было приятно слушать добрые
слова, глядя, как играет в печи красный и золотой огонь, как над котлами вздымаются молочные облака пара, оседая сизым инеем
на досках косой крыши, — сквозь мохнатые щели ее видны голубые ленты неба. Ветер стал тише, где-то светит солнце, весь двор точно стеклянной пылью досыпан,
на улице взвизгивают полозья саней, голубой дым вьется из труб дома, легкие тени скользят по снегу, тоже что-то рассказывая.
Она говорила о нем особенно: очень тихо, странно растягивая
слова, прикрыв глаза и непременно сидя; приподнимется, сядет, накинет
на простоволосую голову платок и заведет надолго, пока не заснешь...
Слова были знакомы, но славянские знаки не отвечали им: «земля» походила
на червяка, «глаголь» —
на сутулого Григория, «я» —
на бабушку со мною, а в дедушке было что-то общее со всеми буквами азбуки. Он долго гонял меня по алфавиту, спрашивая и в ряд и вразбивку; он заразил меня своей горячей яростью, я тоже вспотел и кричал во всё горло. Это смешило его; хватаясь за грудь, кашляя, он мял книгу и хрипел...
Стал было он своим
словам учить меня, да мать запретила, даже к попу водила меня, а поп высечь велел и
на офицера жаловался.
Кабатчица и дворник посмеялись над этими
словами, но бабушка гневно закричала
на них...
Целый день она не разговаривала со мною, а вечером, прежде чем встать
на молитву, присела
на постель и внушительно сказала памятные
слова...
Я знаю
на память все молитвы утренние и все
на сон грядущий, — знаю и напряженно слежу: не ошибется ли дед, не пропустит ли хоть
слово?
Я помню эту «беду»: заботясь о поддержке неудавшихся детей, дедушка стал заниматься ростовщичеством, начал тайно принимать вещи в заклад. Кто-то донес
на него, и однажды ночью нагрянула полиция с обыском. Была великая суета, но всё кончилось благополучно; дед молился до восхода солнца и утром при мне написал в святцах эти
слова.
Перед ужином он читал со мною Псалтырь, часослов или тяжелую книгу Ефрема Сирина, а поужинав, снова становился
на молитву, и в тишине вечерней долго звучали унылые, покаянные
слова...
Сначала он висел в комнате деда, но скоро дед изгнал его к нам,
на чердак, потому что скворец выучился дразнить дедушку; дед внятно произносит
слова молитв, а птица, просунув восковой желтый нос между палочек клетки, высвистывает...
В такие минуты родятся особенно чистые, легкие мысли, но они тонки, прозрачны, словно паутина, и неуловимы
словами. Они вспыхивают и исчезают быстро, как падающие звезды, обжигая душу печалью о чем-то, ласкают ее, тревожат, и тут она кипит, плавится, принимая свою форму
на всю жизнь, тут создается ее лицо.
Иногда он прерывал работу, садился рядом со мною, и мы долго смотрели в окно, как сеет дождь
на крыши,
на двор, заросший травою, как беднеют яблони, теряя лист. Говорил Хорошее Дело скупо, но всегда какими-то нужными
словами; чаще же, желая обратить
на что-либо мое внимание, он тихонько толкал меня и показывал глазом, подмигивая.
Ничего особенного я не вижу
на дворе, но от этих толчков локтем и от кратких
слов всё видимое кажется особо значительным, всё крепко запоминается. Вот по двору бежит кошка, остановилась перед светлой лужей и, глядя
на свое отражение, подняла мягкую лапу, точно ударить хочет его, — Хорошее Дело говорит тихонько...
Иногда он неожиданно говорил мне
слова, которые так и остались со мною
на всю жизнь. Рассказываю я ему о враге моем Клюшникове, бойце из Новой улицы, толстом большеголовом мальчике, которого ни я не мог одолеть в бою, ни он меня. Хорошее Дело внимательно выслушал горести мои и сказал...
Запнувшись за порог, она упала
на колени и начала кричать, захлебываясь
словами и слезами...
Вскоре мать начала энергично учить меня «гражданской» грамоте: купила книжки, и по одной из них — «Родному
слову» — я одолел в несколько дней премудрость чтения гражданской печати, но мать тотчас же предложила мне заучивать стихи
на память, и с этого начались наши взаимные огорчения.
Приезжал дядя Яков с гитарой, привозил с собою кривого и лысого часовых дел мастера, в длинном черном сюртуке, тихонького, похожего
на монаха. Он всегда садился в угол, наклонял голову набок и улыбался, странно поддерживая ее пальцем, воткнутым в бритый раздвоенный подбородок. Был он темненький, его единый глаз смотрел
на всех как-то особенно пристально; говорил этот человек мало и часто повторял одни и те же
слова...
Когда я увидел его впервые, мне вдруг вспомнилось, как однажды, давно, еще во время жизни
на Новой улице, за воротами гулко и тревожно били барабаны, по улице, от острога
на площадь, ехала, окруженная солдатами и народом, черная высокая телега, и
на ней —
на скамье — сидел небольшой человек в суконной круглой шапке, в цепях;
на грудь ему повешена черная доска с крупной надписью белыми
словами, — человек свесил голову, словно читая надпись, и качался весь, позванивая цепями.
Дядя смотрел
на бабушку прищурясь, как будто она сидела очень далеко, и продолжал настойчиво сеять невеселые звуки, навязчивые
слова.
Прижмется, бывало, ко мне, обнимет, а то схватит
на руки, таскает по горнице и говорит: «Ты, говорит, настоящая мне мать, как земля, я тебя больше Варвары люблю!» А мать твоя, в ту пору, развеселая была озорница — бросится
на него, кричит: «Как ты можешь такие
слова говорить, пермяк, солены уши?» И возимся, играем трое; хорошо жили мы, голуба́ душа!
Мне не нравилось, что она зажимает рот, я убежал от нее, залез
на крышу дома и долго сидел там за трубой. Да, мне очень хотелось озорничать, говорить всем злые
слова, и было трудно побороть это желание, а пришлось побороть: однажды я намазал стулья будущего вотчима и новой бабушки вишневым клеем, оба они прилипли; это было очень смешно, но когда дед отколотил меня,
на чердак ко мне пришла мать, привлекла меня к себе, крепко сжала коленями и сказала...
Я очень ценил его
слова. Иногда он ложился
на седалище, покрытое мною дерном, и поучал меня, не торопясь, как бы с трудом вытаскивая
слова.
Она совсем онемела, редко скажет
слово кипящим голосом, а то целый день молча лежит в углу и умирает. Что она умирала — это я, конечно, чувствовал, знал, да и дед слишком часто, назойливо говорил о смерти, особенно по вечерам, когда
на дворе темнело и в окна влезал теплый, как овчина, жирный запах гнили.
Когда гроб матери засыпали сухим песком и бабушка, как слепая, пошла куда-то среди могил, она наткнулась
на крест и разбила себе лицо. Язёв отец отвел ее в сторожку, и, пока она умывалась, он тихонько говорил мне утешительные
слова...
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание
на последнюю сцену. Последнее произнесенное
слово должно произвесть электрическое потрясение
на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у всех женщин разом, как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой
на догадки, и потому каждому
слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий (с неудовольствием).А, не до
слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится
на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною,
на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания
на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и
слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался
словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться
на такую честь», — он вдруг упал
на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».