Неточные совпадения
Оттолкнув меня,
бабушка бросилась к двери,
закричала...
Мне страшно; они возятся на полу около отца, задевают его, стонут и
кричат, а он неподвижен и точно смеется. Это длилось долго — возня на полу; не однажды мать вставала на ноги и снова падала;
бабушка выкатывалась из комнаты, как большой черный мягкий шар; потом вдруг во тьме
закричал ребенок.
Помню детскую радость
бабушки при виде Нижнего. Дергая за руку, она толкала меня к борту и
кричала...
Бабушка кинулась ко мне и схватила меня на руки,
закричав...
Не помню, как относился дед к этим забавам сыновей, но
бабушка грозила им кулаком и
кричала...
— Поди прочь, не верти хвостом! —
крикнула бабушка, притопнув ногою. — Знаешь, что не люблю я тебя в этот день.
Было жутко, холодно. Я залез под стол и спрятался там. Потом в кухню тяжко ввалился дед в енотовой шубе,
бабушка в салопе с хвостами на воротнике, дядя Михаил, дети и много чужих людей. Сбросив шубу на пол, дед
закричал...
— Да что ты! —
крикнула бабушка, вскинувшись с пола, и оба, тяжко топая, бросились в темноту большой парадной комнаты.
Я вскочил на печь, забился в угол, а в доме снова началась суетня, как на пожаре; волною бился в потолок и стены размеренный, всё более громкий, надсадный вой. Ошалело бегали дед и дядя,
кричала бабушка, выгоняя их куда-то; Григорий грохотал дровами, набивая их в печь, наливал воду в чугуны и ходил по кухне, качая головою, точно астраханский верблюд.
Слова были знакомы, но славянские знаки не отвечали им: «земля» походила на червяка, «глаголь» — на сутулого Григория, «я» — на
бабушку со мною, а в дедушке было что-то общее со всеми буквами азбуки. Он долго гонял меня по алфавиту, спрашивая и в ряд и вразбивку; он заразил меня своей горячей яростью, я тоже вспотел и
кричал во всё горло. Это смешило его; хватаясь за грудь, кашляя, он мял книгу и хрипел...
Я бегу на чердак и оттуда через слуховое окно смотрю во тьму сада и двора, стараясь не упускать из глаз
бабушку, боюсь, что ее убьют, и
кричу, зову. Она не идет, а пьяный дядя, услыхав мой голос, дико и грязно ругает мать мою.
А когда
бабушка зажгла свечу, он взял подсвечник в руки и, держа его пред собою, как солдат ружье,
закричал в окно насмешливо и громко...
Бабушка бросилась к нему, высунула руку на двор и, махая ею,
закричала...
Он ударил ее колом по руке; было видно, как, скользнув мимо окна, на руку ей упало что-то широкое, а вслед за этим и сама
бабушка осела, опрокинулась на спину, успев еще
крикнуть...
Кабатчица и дворник посмеялись над этими словами, но
бабушка гневно
закричала на них...
Часто, отправляясь на Сенную площадь за водой,
бабушка брала меня с собою, и однажды мы увидели, как пятеро мещан бьют мужика, — свалили его на землю и рвут, точно собаки собаку.
Бабушка сбросила ведра с коромысла и, размахивая им, пошла на мещан,
крикнув мне...
Но я испугался, побежал за нею и стал швырять в мещан голышами, камнями, а она храбро тыкала мещан коромыслом, колотила их по плечам, по башкам. Вступились и еще какие-то люди, мещане убежали,
бабушка стала мыть избитого; лицо у него было растоптано, я и сейчас с отвращением вижу, как он прижимал грязным пальцем оторванную ноздрю, и выл, и кашлял, а из-под пальца брызгала кровь в лицо
бабушке, на грудь ей; она тоже
кричала, тряслась вся.
Я видел также, что дед готовит что-то, пугающее
бабушку и мать. Он часто запирался в комнате матери и ныл, взвизгивал там, как неприятная мне деревянная дудка кривобокого пастуха Никанора. Во время одной из таких бесед мать
крикнула на весь дом...
— Что ты сделал? —
крикнул он наконец и за ногу дернул меня к себе; я перевернулся в воздухе,
бабушка подхватила меня на руки, а дед колотил кулаком ее, меня и визжал...
После святок мать отвела меня и Сашу, сына дяди Михаила, в школу. Отец Саши женился, мачеха с первых же дней невзлюбила пасынка, стала бить его, и, по настоянию
бабушки, дед взял Сашу к себе. В школу мы ходили с месяц времени, из всего, что мне было преподано в ней, я помню только, что на вопрос: «Как твоя фамилия?» — нельзя ответить просто: «Пешков», — а надобно сказать: «Моя фамилия — Пешков». А также нельзя сказать учителю: «Ты, брат, не
кричи, я тебя не боюсь…»
Иногда меня трогает за сердце эта слепая, всё примиряющая доброта, а иногда очень хочется, чтобы
бабушка сказала какое-то сильное слово, что-то
крикнула.
Осторожно вынув раму, дед понес ее вон,
бабушка распахнула окно — в саду
кричал скворец, чирикали воробьи; пьяный запах оттаявшей земли налился в комнату, синеватые изразцы печи сконфуженно побелели, смотреть на них стало холодно. Я слез на пол с постели.
Неточные совпадения
—
Бабушка, Вера приехала! —
крикнул он, проходя мимо бабушкиного кабинета и постучав в дверь.
— Ах! — почти в ужасе
закричала Марфенька, — как это вы смеете так называть
бабушку!
—
Бабушки нет у вас больше… — твердила она рассеянно, стоя там, где встала с кресла, и глядя вниз. Поди, поди! — почти гневно
крикнула она, видя, что он медлит, — не ходи ко мне… не пускай никого, распоряжайся всем… А меня оставьте все… все!
— Каково отделала! А вот я
бабушке скажу! —
закричал он, грозя ей вслед, потом сам засмеялся и пошел к себе.
— Я сначала попробовал полететь по комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все сидите в зале, на стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня
кричать, пуще всех
бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг вижу, из-за куста, в меня целится из ружья Марк…