Цитаты со словом «нем»
В полутемной тесной комнате, на полу, под окном, лежит мой отец, одетый в белое и необыкновенно длинный; пальцы
его босых ног странно растопырены, пальцы ласковых рук, смирно положенных на грудь, тоже кривые; его веселые глаза плотно прикрыты черными кружками медных монет, доброе лицо темно и пугает меня нехорошо оскаленными зубами.
— Попрощайся с тятей-то, никогда уж не увидишь
его, помер он, голубчик, не в срок, не в свой час…
Я был тяжко болен, — только что встал на ноги; во время болезни, — я это хорошо помню, — отец весело возился со мною, потом
он вдруг исчез, и его заменила бабушка, странный человек.
А сейчас она вся как-то неприятно вспухла и растрепана, всё на ней разорвалось; волосы, лежавшие на голове аккуратно, большою светлой шапкой, рассыпались по голому плечу, упали на лицо, а половина
их, заплетенная в косу, болтается, задевая уснувшее отцово лицо.
В дверь заглядывают черные мужики и солдат-будочник.
Он сердито кричит...
Мне страшно;
они возятся на полу около отца, задевают его, стонут и кричат, а он неподвижен и точно смеется. Это длилось долго — возня на полу; не однажды мать вставала на ноги и снова падала; бабушка выкатывалась из комнаты, как большой черный мягкий шар; потом вдруг во тьме закричал ребенок.
Бабушка заплакала, спрятав лицо в конец головного платка. Мужики, согнувшись, торопливо начали сбрасывать землю в могилу, захлюпала вода; спрыгнув с гроба, лягушки стали бросаться на стенки ямы, комья земли сшибали
их на дно.
— Нет, уж не вылезут, — ответила она. — Бог с
ними!
Вошел широкий седой человек, одетый в синее, принес маленький ящик. Бабушка взяла
его и стала укладывать тело брата, уложила и понесла к двери на вытянутых руках, но, — толстая, — она могла пройти в узенькую дверь каюты только боком и смешно замялась перед нею.
— Эх, мамаша, — крикнула мать, отняла у нее гроб, и обе
они исчезли, а я остался в каюте, разглядывая синего мужика.
— Что, отошел братишка-то? — сказал
он, наклонясь ко мне.
— Город. Гляди в окно, вот
он!
Я рассказал матросу, как зарыли живых лягушек, хороня отца.
Он поднял меня на руки, тесно прижал к себе и поцеловал.
— Эх, брат, ничего ты еще не понимаешь! — сказал
он. — Лягушек жалеть не надо, господь с ними! Мать пожалей, — вон как ее горе ушибло!
Бегом
он снес меня в каюту, сунул на узлы и ушел, грозя пальцем...
Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много,
они густо покрывали ей плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе волос стало маленьким и смешным.
— Видно, в наказание господь дал, — расчеши-ка вот
их, окаянные! Смолоду я гривой этой хвасталась, на старости кляну! А ты спи! Еще рано, — солнышко чуть только с ночи поднялось…
Говорила она, как-то особенно выпевая слова, и
они легко укреплялись в памяти моей, похожие на цветы, такие же ласковые, яркие, сочные.
Очень портил
его этот рыхлый нос с раздутыми ноздрями и красный на конце.
— А еще вот как было: сидит в подпечке старичок домовой, занозил
он себе лапу лапшой, качается, хныкает: «Ой, мышеньки, больно, ой, мышата, не стерплю!»
За ужином
они угощают ее водкой, меня — арбузами, дыней; это делается скрытно: на пароходе едет человек, который запрещает есть фрукты, отнимает их и выбрасывает в реку. Он одет похоже на будочника — с медными пуговицами — и всегда пьяный; люди прячутся от него.
Мать редко выходит на палубу и держится в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное облако; из
него отдаленно и неприветливо смотрят прямые серые глаза, такие же большие, как у бабушки.
— А господь с
ними! — беззаботно ответила бабушка. — А пускай смеются, на доброе им здоровье!
— Гляди, гляди, как хорошо! Вот
он, батюшка, Нижний-то! Вот он какой, богов! Церкви-те, гляди-ка ты, летят будто!
Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту
его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим носом и зелеными глазками.
— Папаша! — густо и громко крикнула мать и опрокинулась на
него, а он, хватая ее за голову, быстро гладя щеки ее маленькими красными руками, кричал, взвизгивая...
Они троекратно поцеловались.
— Чего
он говорит? — обратился дед к матери и, не дождавшись ответа, отодвинул меня, сказав...
Дед с матерью шли впереди всех.
Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые женщины в ярких платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала...
— Нашто
они тревожили тебя? — сердито ворчала бабушка. — Эко неумное племя!
И взрослые и дети — все не понравились мне, я чувствовал себя чужим среди
них, даже и бабушка как-то померкла, отдалилась.
Особенно же не понравился мне дед; я сразу почуял в
нем врага, и у меня явилось особенное внимание к нему, опасливое любопытство.
Дошли до конца съезда. На самом верху
его, прислонясь к правому откосу и начиная собою улицу, стоял приземистый одноэтажный дом, окрашенный грязно-розовой краской, с нахлобученной низкой крышей и выпученными окнами. С улицы он показался мне большим, но внутри его, в маленьких полутемных комнатах, было тесно; везде, как на пароходе перед пристанью, суетились сердитые люди, стаей вороватых воробьев метались ребятишки, и всюду стоял едкий, незнакомый запах.
Неожиданное возвращение матери еще более обострило и усилило
их желание выделиться.
Они боялись, что моя мать потребует приданого, назначенного ей, но удержанного дедом, потому что она вышла замуж «самокруткой», против его воли.
Дядья считали, что это приданое должно быть поделено между
ними.
Они тоже давно и жестоко спорили друг с другом о том, кому открыть мастерскую в городе, кому — за Окой, в слободе Кунавине.
— Отдай
им всё, отец, — спокойней тебе будет, отдай!
— Цыц, потатчица! — кричал дед, сверкая глазами, и было странно, что, маленький такой,
он может кричать столь оглушительно.
Вдруг дядя Михаил ударил брата наотмашь по лицу; тот взвыл, сцепился с
ним, и оба покатились по полу, хрипя, охая, ругаясь.
Я еще в начале ссоры, испугавшись, вскочил на печь и оттуда в жутком изумлении смотрел, как бабушка смывает водою из медного рукомойника кровь с разбитого лица дяди Якова;
он плакал и топал ногами, а она говорила тяжелым голосом...
— Ты, мать, гляди за
ними, а то они Варвару-то изведут, чего доброго…
И, сжав
его голову ладонями, она поцеловала деда в лоб; он же, — маленький против нее, — ткнулся лицом в плечо ей...
Они говорили долго; сначала дружелюбно, а потом дед начал шаркать ногой по полу, как петух перед боем, грозил бабушке пальцем и громко шептал...
— Знаю я тебя, ты
их больше любишь! А Мишка твой — езуит, а Яшка — фармазон! И пропьют они добро мое, промотают…
Неловко повернувшись на печи, я свалил утюг; загремев по ступеням влаза,
он шлепнулся в лохань с помоями. Дед впрыгнул на ступень, стащил меня и стал смотреть в лицо мне так, как будто видел меня впервые.
Он оттолкнул меня, легонько ударив ладонью в лоб.
Я хорошо видел, что дед следит за мною умными и зоркими зелеными глазами, и боялся
его. Помню, мне всегда хотелось спрятаться от этих обжигающих глаз. Мне казалось, что дед злой; он со всеми говорит насмешливо, обидно, подзадоривая и стараясь рассердить всякого.
— Эх вы-и! — часто восклицал
он; долгий звук «и-и» всегда вызывал у меня скучное, зябкое чувство.
Цитаты из русской классики со словом «нем»
Предложения со словом «он»
- – Ты пойми, – сказал он уже почти вкрадчиво, – мне ведь тебя попросту жалко.
- Что ещё он мог сказать – герой, пловец, знаток косматых мамонтов, бесстрашный посетитель старых кладбищ?
- А видел он узкий коридор, обшитый панелями красного дерева и освещённый жёлтым светом настенных светильников.
- (все предложения)
Предложения со словом «оно»
- – Из-за длинного шрама, пересекающего левую щёку, и отсутствующего глаза его лицо казалось неприятно суровым даже для шайнарца.
- Мне улыбаться совсем не следовало, но губы как-то сами разъехались, и я дала ему руку.
- Те, кто смотрел издалека, не могли видеть его глаз, сверкнувших в прорезях маски.
- (все предложения)
Афоризмы русских писателей со словом «он»
- Народ — жертва зла. Но он же опора зла, а значит, и творец или, по крайней мере, питательная почва зла.
- Если мы любим кого-нибудь, то мы стараемся сделать для него все, что только в наших силах…
- Никогда не показывайте, что вы умнее ребенка; почувствовав ваше превосходство, он, конечно, будет уважать вас за глубину мысли, но сам сейчас же молниеносно уйдет в себя, спрячется, как улитка в раковину.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно