Неточные совпадения
Никита мягко и осторожно говорит ему об Алексее, о девице Орловой, но
брат отмахивается рукою, видимо, не вслушавшись в его
слова.
И, как будто топором вырубая просвет во тьме, Тихон в немногих
словах рассказал хозяину о несчастии его
брата. Пётр понимал, что дворник говорит правду, он сам давно уже смутно замечал её во взглядах синих глаз
брата, в его услугах Наталье, в мелких, но непрерывных заботах о ней.
Подойти к
брату было страшно. Слушая свои
слова, как чужие, Пётр дёргал себя за ухо, жаловался, упрекал...
Именно так он и сказал: отдохни. Это
слово, глупое и дерзкое, вместе с напоминанием о
брате, притаившемся где-то за болотами, в бедном лесном монастыре, вызывало у Пётра тревожное подозрение: кроме того, что Тихон рассказал о Никите, вынув его из петли, он, должно быть, знает ещё что-то постыдное, он как будто ждёт новых несчастий, мерцающие его глаза внушают...
Пили мёд со льдом из высоких, гранёных бокалов; мёд привезла в подарок Ольге эта женщина, он был золотист, как янтарь, весело пощипывал язык, подсказывал Пётру какие-то очень бойкие
слова, но их некуда было вставить,
брат непрерывно и беспокойно трещал...
Монах осторожно вздохнул. В его
словах Пётру послышалось что-то горькое. Ряса грязно и масляно лоснилась в сумраке, скупо освещённом огоньком лампады в углу и огнём дешёвенькой, жёлтого стекла, лампы на столе. Приметив, с какой расчётливой жадностью
брат высосал рюмку мадеры, Пётр насмешливо подумал...
На языке Пётра сами собою вспухали
слова упрёков; ему хотелось спорить, даже прикрикнуть на
брата, и, думая о сыне, он сказал сердитым голосом...
Но
брат, должно быть, не слышал его
слов, оглушённый своими мыслями; он вдруг тряхнул угловатым телом, точно просыпаясь; ряса потекла с него чёрными струйками, кривя губы, он заговорил очень внятно и тоже как будто сердясь...
Об Алексее он думал насильно, потому что не хотел думать о Никите, о Тихоне. Но когда он лёг на жёсткую койку монастырской гостиницы, его снова обняли угнетающие мысли о монахе, дворнике. Что это за человек, Тихон? На всё вокруг падает его тень, его
слова звучат в ребячливых речах сына, его мыслями околдован
брат.
Пётр сидел на стуле, крепко прижав затылок к стене; пропитанная яростным шумом улицы, стена вздрагивала; Пётр молчал, ожидая, что эта дрожь утрясёт хмельной хаос в голове его, изгонит страх. Он ничего не мог вспомнить из того, о чём говорил
брат. И было очень обидно слышать, что
брат говорит голосом судьи,
словами старшего; было жутко ждать, что ещё скажет Алексей.
В памяти мелькали странные фигуры бешено пьяных людей,
слова песен, обрывки командующей речи
брата, блестели чьи-то мимоходом замеченные глаза, но в голове всё-таки было пусто и сумрачно; казалось, что её пронзил тоненький, дрожащий луч и это в нём, как пылинки, пляшут, вертятся люди, мешая думать о чём-то очень важном.
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое
словами брата, — я не понимаю. Когда бы в университете мне сказали, что другие понимают интегральное вычисление, а я не понимаю, тут самолюбие. Но тут надо быть убежденным прежде, что нужно иметь известные способности для этих дел и, главное, в том, что все эти дела важны очень.
— Ты сама чувствуешь, бабушка, — сказала она, — что ты сделала теперь для меня: всей моей жизни недостанет, чтоб заплатить тебе. Нейди далее; здесь конец твоей казни! Если ты непременно хочешь, я шепну
слово брату о твоем прошлом — и пусть оно закроется навсегда! Я видела твою муку, зачем ты хочешь еще истязать себя исповедью? Суд совершился — я не приму ее. Не мне слушать и судить тебя — дай мне только обожать твои святые седины и благословлять всю жизнь! Я не стану слушать: это мое последнее слово!
Неточные совпадения
— // Вдруг вставил
слово грубое // Еремин,
брат купеческий, // Скупавший у крестьян // Что ни попало, лапти ли, // Теленка ли, бруснику ли, // А главное — мастак // Подстерегать оказии, // Когда сбирались подати // И собственность вахлацкая // Пускалась с молотка.
Когда доктор уехал, больной что-то сказал
брату; но Левин расслышал только последние
слова: «твоя Катя», по взгляду же, с которым он посмотрел на нее, Левин понял, что он хвалил ее.
При этих
словах глаза
братьев встретились, и Левин, несмотря на всегдашнее и теперь особенно сильное в нем желание быть в дружеских и, главное, простых отношениях с
братом, почувствовал, что ему неловко смотреть на него. Он опустил глаза и не знал, что сказать.
— Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но всё-таки видно, что это рыцарь… Ну, например, она рассказывала, что он хотел отдать всё состояние
брату, что он в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды.
Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
Это были единственные
слова, которые были сказаны искренно. Левин понял, что под этими
словами подразумевалось: «ты видишь и знаешь, что я плох, и, может быть, мы больше не увидимся». Левин понял это, и слезы брызнули у него из глаз. Он еще раз поцеловал
брата, но ничего не мог и не умел сказать ему.