Неточные совпадения
Катастрофа, никогда еще не испытанная
миром [Катастрофа, никогда еще не испытанная
миром… — первая мировая война; журнал Горького «Летопись», в котором была опубликована статья, занимал активную антивоенную позицию.], потрясает и разрушает жизнь именно тех племен Европы, духовная энергия которых наиболее плодотворно стремилась и стремится к освобождению личности от мрачного наследия изжитых, угнетающих
разум и волю фантазий древнего Востока — от мистик суеверий, пессимизма и анархизма, неизбежно возникающего на почве безнадежного отношения к жизни.
Вот непримиримое противоречие Запада и Востока. Именно это, рожденное отчаянием, своеобразие восточной мысли и является одной из основных причин политического и социального застоя азиатских государств. Именно этой подавленностью личности, запутанностью ее, ее недоверием к силе
разума, воли и объясняется мрачный хаос политической и экономической жизни Востока. На протяжении тысячелетий человек Востока был и все еще остается в массе своей «человеком не от
мира сего».
Через отречение от малого разума, от рассудка и приобщение к большому разуму, к Логосу, человек прозревает сквозь хаос, сквозь фатум природы
Разум мира, Смысл мира.
— Ты, — говорит, — возьми бога как
разум мира, не находящий покуда полного воплощения в несовершенном человеке, тогда всё будет и величественней и проще.
Отречение от
разума мира сего — безумие в Боге есть высший подвиг свободы, а не рабство и мракобесие: отречением от малого разума, преодолением ограниченности логики обретается разум большой, входит в свои права Логос.
Неточные совпадения
И
мир давно бы рушился // Без
разума господского, // Без нашей простоты!
— Он говорит, что внутренний
мир не может быть выяснен навыками
разума мыслить
мир внешний идеалистически или материалистически; эти навыки только суживают, уродуют подлинное человеческое, убивают свободу воображения идеями, догмами…
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно считая себя лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их
разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди
мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их царь, газеты…
Я говорю о том, что наш
разум, орган пирронизма, орган Фауста, критически исследующего
мир, — насильственно превращали в орган веры.
Диомидов выпрямился и, потрясая руками, начал говорить о «жалких соблазнах
мира сего», о «высокомерии
разума», о «суемудрии науки», о позорном и смертельном торжестве плоти над духом. Речь его обильно украшалась словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней звучали фразы светских проповедников церковной философии: