Когда
не было работы, они не брезговали мелким воровством с барж и пароходов, но это не смущало меня, — я видел, что вся жизнь прошита воровством, как старый кафтан серыми нитками, и в то же время я видел, что эти люди иногда работают с огромным увлечением, не щадя сил, как это бывало на спешных паузках, на пожарах, во время ледохода.
Неточные совпадения
Гулять меня
не пускали, да и времени
не было гулять: короткий зимний день истлевал в суете домашней
работы неуловимо быстро.
Эта постоянная смена людей ничего
не изменяет в жизни парохода, — новые пассажиры
будут говорить о том же, о чем говорили ушедшие: о земле, о
работе, о боге, о бабах, и теми же словами.
Я жил в тумане отупляющей тоски и, чтобы побороть ее, старался как можно больше работать. Недостатка в
работе не ощущалось, — в доме
было двое младенцев, няньки
не угождали хозяевам, их постоянно меняли; я должен
был возиться с младенцами, каждый день мыл пеленки и каждую неделю ходил на Жандармский ключ полоскать белье, — там меня осмеивали прачки.
Гулять на улицу меня
не пускали, да и некогда
было гулять, —
работа все росла; теперь, кроме обычного труда за горничную, дворника и «мальчика на посылках», я должен
был ежедневно набивать гвоздями на широкие доски коленкор, наклеивать на него чертежи, переписывать сметы строительных
работ хозяина, проверять счета подрядчиков, — хозяин работал с утра до ночи, как машина.
Его слушали молча; должно
быть, всем, как и мне,
не хотелось говорить. Работали неохотно, поглядывая на часы, а когда пробило девять — бросили
работу очень дружно.
— Вот, — говорил Ситанов, задумчиво хмурясь, —
было большое дело, хорошая мастерская, трудился над этим делом умный человек, а теперь все хинью идет, все в Кузькины лапы направилось! Работали-работали, а всё на чужого дядю! Подумаешь об этом, и вдруг в башке лопнет какая-то пружинка — ничего
не хочется, наплевать бы на всю
работу да лечь на крышу и лежать целое лето, глядя в небо…
Чертежной
работы у хозяина
было много;
не успевая одолеть ее вдвоем с братом, он пригласил в помощники вотчима моего.
На ярмарке я должен
был следить, чтобы эти люди
не воровали гвоздей, кирпича, тесу; каждый из них, кроме
работы у моего хозяина, имел свои подряды, и каждый старался стащить что-нибудь из-под носа у меня на свое дело.
Шишлин
был женат, но жена у него оставалась в деревне, он тоже засматривался на поломоек. Все они
были легко доступны, каждая «прирабатывала»; к этому роду заработка в голодной слободе относились так же просто, как ко всякой иной
работе. Но красавец мужик
не трогал женщин, он только смотрел на них издали особенным взглядом, точно жалея кого-то, себя или их. А когда они сами начинали заигрывать с ним, соблазняя его, он, сконфуженно посмеиваясь, уходил прочь…
Заметно
было, что у него два порядка мыслей: днем, за
работой, на людях, его бойкие, простые мысли деловиты и более понятны, чем те, которые являются у него во время отдыха, по вечерам, когда он идет со мною в город, к своей куме, торговке оладьями, и ночами, когда ему
не спится.
Особенно меня поразила история каменщика Ардальона — старшего и лучшего работника в артели Петра. Этот сорокалетний мужик, чернобородый и веселый, тоже невольно возбуждал вопрос: почему
не он — хозяин, а — Петр? Водку он
пил редко и почти никогда
не напивался допьяна;
работу свою знал прекрасно, работал с любовью, кирпичи летали в руках у него, точно красные голуби. Рядом с ним больной и постный Петр казался совершенно лишним человеком в артели; он говорил о
работе...
Ардальон —
не вывернулся. Спустя несколько дней он пришел на
работу, но вскоре снова исчез, а весною я встретил его среди босяков, — он окалывал лед вокруг барж в затоне. Мы хорошо встретились и пошли в трактир
пить чай, а за чаем он хвастался...
Зимою
работы на ярмарке почти
не было; дома я нес, как раньше, многочисленные мелкие обязанности; они поглощали весь день, но вечера оставались свободными, я снова читал вслух хозяевам неприятные мне романы из «Нивы», из «Московского листка», а по ночам занимался чтением хороших книг и пробовал писать стихи.
Хозяин очень заботился, чтобы я хорошо заработал его пять рублей. Если в лавке перестилали пол — я должен
был выбрать со всей ее площади землю на аршин в глубину; босяки брали за эту
работу рубль, я
не получал ничего, но, занятый этой
работой, я
не успевал следить за плотниками, а они отвинчивали дверные замки, ручки, воровали разную мелочь.
Еще будучи ребенком, она горько плакала, когда батюшка произносил: «И сплетше венец из терния, возложиша на главу его, и трость в десницу его», — и всхлипывающим дискантиком подпевала дьячку: «Слава долготерпению твоему, Господи! слава тебе!» А после всенощной, вся взволнованная, прибегала в девичью и там, среди сгустившихся сумерек (Арина Петровна не давала в девичью свечей, когда
не было работы), рассказывала рабыням «страсти Господни».
Неточные совпадения
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие //
Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С
работой раздружила нас, // Отбила от еды.
Крестьяне, как заметили, // Что
не обидны барину // Якимовы слова, // И сами согласилися // С Якимом: — Слово верное: // Нам подобает
пить! //
Пьем — значит, силу чувствуем! // Придет печаль великая, // Как перестанем
пить!.. //
Работа не свалила бы, // Беда
не одолела бы, // Нас хмель
не одолит! //
Не так ли? // «Да, бог милостив!» // — Ну,
выпей с нами чарочку!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с
работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
С
работы, как ни мучайся, //
Не будешь ты богат, // А
будешь ты горбат!
Дети, которые при рождении оказываются
не обещающими
быть твердыми в бедствиях, умерщвляются; люди крайне престарелые и негодные для
работ тоже могут
быть умерщвляемы, но только в таком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей, в общей экономии наличных сил города чувствуется излишек.