Изредка нарушалось однообразие неожиданным развлечением. Вбежит иногда в капитанскую каюту вахтенный и тревожно скажет: «Купец наваливается, ваше высокоблагородие!» Книги, обед — все бросается, бегут наверх; я туда же. В самом деле, купеческое судно, называемое в море коротко купец, для отличия от военного, сбитое течением или от неуменья править, так и ломит, или на нос, или на корму,
того и гляди стукнется, повредит как-нибудь утлегарь, поломает реи — и не перечтешь, сколько наделает вреда себе и другим.
Шкуна возьмет вдруг направо и лезет почти на самый берег,
того и гляди коснется его; но шкипер издаст гортанный звук, китайцы, а более наши люди, кидаются к снастям, отдают их, и освобожденные на минуту паруса хлещут, бьются о мачты, рвутся из рук, потом их усмиряют, кричат: «Берегись!», мы нагнемся, паруса переносят налево, и шкуна быстро поворачивает.
Неточные совпадения
Я был в каюте один, встал, хотел побежать, но неодолимая тяжесть гнула меня к полу, а свеча вспыхивала сильнее, вот
того гляди вспыхнет
и карта.
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились в голове при воспоминании о Франции. «В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума
и глупостей, безобразия
и красоты, глубокомыслия
и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я,
глядя в
ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые
и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не
глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу
тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Мы провели с час, покуривая сигару
и глядя в окно на корабли, в
том числе на наш, на дальние горы; тешились мыслью, что мы в Африке.
Глядя на
то, как патриархально подают там обед
и завтрак, не верится, чтобы за это взяли деньги:
и берут их будто нехотя, по необходимости.
Но вот мы вышли в Великий океан. Мы были в 21˚ северной широты: жарко до духоты. Работать днем не было возможности. Утомишься от жара
и заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени ночью. Так сделал я 8-го числа,
и спал долго, часа три, как будто предчувствуя беспокойную ночь. Капитан подшучивал надо мной,
глядя, как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг
и перелягу на другой диван, ища прохлады. «Вы
то на правый,
то на левый галс ложитесь!» — говорил он.
Мы поспешили успокоить их
и отвечали на все искренно
и простодушно
и в
то же время не могли воздержаться от улыбки,
глядя на эти мягкие, гладкие, белые, изнеженные лица, лукавые
и смышленые физиономии, на косички
и на приседанья.
Другие просто думали о
том, что видели,
глядя туда
и сюда, в
том числе
и я.
С последним лучом солнца по высотам загорелись огни
и нитями опоясали вершины холмов, унизали берега — словом, нельзя было нарочно зажечь иллюминации великолепнее в честь гостей, какую японцы зажгли из страха, что вот сейчас,
того гляди, гости нападут на них.
Мы не верили глазам,
глядя на тесную кучу серых, невзрачных, одноэтажных домов. Налево, где я предполагал продолжение города, ничего не было: пустой берег, маленькие деревушки да отдельные, вероятно рыбачьи, хижины. По мысам, которыми замыкается пролив, все
те же дрянные батареи да какие-то низенькие
и длинные здания, вроде казарм. К берегам жмутся неуклюжие большие лодки.
И все завешено:
и домы,
и лодки,
и улицы, а народ, которому бы очень не мешало завеситься, ходит уж чересчур нараспашку.
Видели скот, потом множество ребятишек; вышло несколько японцев из хижин
и дач
и стали в кучу,
глядя, как мы
то остановимся,
то подъедем к самому берегу,
то удалимся, лавируя взад
и вперед.
Совершенно
то же самое, как сломавшаяся среди непроходимой грязи ось: карета передками упирается в грязь, сломанное колесо лежит возле, кучка извозчиков равнодушно
и тупо
глядит то на колесо,
то на вас.
Лишь только вышли за бар, в открытое море, Гошкевич отдал обычную свою дань океану;
глядя на него,
то же сделал, с великим неудовольствием, отец Аввакум. Из неморяков меня только одного ни разу не потревожила морская болезнь: я не испытал
и не понял ее.
Один, устав, останавливался как вкопанный; другой в
ту же минуту начинал припрыгивать, сначала тихо, потом все скорее
и скорее,
глядя вниз
и переставляя ноги, одну вместо другой, потом быстро падал
и прыгал вприсядку, изредка вскрикивая; хор пел: прочие все молча
и серьезно смотрели.
Может быть, вы удовольствуетесь этим
и не пойдете сами в лабиринт этих имен: когда вам?
того гляди, пропадет впечатление от вчерашней оперы.
Чукчи держат себя поодаль от наших поселенцев, полагая, что русские придут
и перережут их, а русские думают —
и гораздо с большим основанием, — что их перережут чукчи. От этого происходит
то, что
те и другие избегают друг друга, хотя живут рядом, не оказывают взаимной помощи в нужде во время голода, не торгуют
и того гляди еще подерутся между собой.
Неточные совпадения
Глянул —
и пана Глуховского // Видит на борзом коне, // Пана богатого, знатного, // Первого в
той стороне.
Поля совсем затоплены, // Навоз возить — дороги нет, // А время уж не раннее — // Подходит месяц май!» // Нелюбо
и на старые, // Больней
того на новые // Деревни им
глядеть.
С козою с барабанщицей //
И не с простой шарманкою, // А с настоящей музыкой // Смотрели тут они. // Комедия не мудрая, // Однако
и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А
то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — //
Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются //
И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея
и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для
того требовался,
и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до
тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза
глядят.
— Но я только
того и хотел, чтобы застать вас одну, — начал он, не садясь
и не
глядя на нее, чтобы не потерять смелости.