Неточные совпадения
Обломов всегда ходил дома без галстука
и без жилета, потому что любил простор
и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие
и широкие; когда он, не
глядя, опускал ноги с постели на пол,
то непременно попадал в них сразу.
— Чего вам? — сказал он, придерживаясь одной рукой за дверь кабинета
и глядя на Обломова, в знак неблаговоления, до
того стороной, что ему приходилось видеть барина вполглаза, а барину видна была только одна необъятная бакенбарда, из которой так
и ждешь, что вылетят две-три птицы.
Он
глядит, разиня рот от удивления, на падающие вещи, а не на
те, которые остаются на руках,
и оттого держит поднос косо, а вещи продолжают падать, —
и так иногда он принесет на другой конец комнаты одну рюмку или тарелку, а иногда с бранью
и проклятиями бросит сам
и последнее, что осталось в руках.
— Вот у вас все так: можно
и не мести,
и пыли не стирать,
и ковров не выколачивать. А на новой квартире, — продолжал Илья Ильич, увлекаясь сам живо представившейся ему картиной переезда, — дня в три не разберутся, все не на своем месте: картины у стен, на полу, галоши на постели, сапоги в одном узле с чаем да с помадой.
То,
глядишь, ножка у кресла сломана,
то стекло на картине разбито или диван в пятнах. Чего ни спросишь, — нет, никто не знает — где, или потеряно, или забыто на старой квартире: беги туда…
Страшна
и неверна была жизнь тогдашнего человека; опасно было ему выйти за порог дома: его,
того гляди, запорет зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов.
Это продолжалось до
тех пор, пока Васька или Мотька донес барину, что, вот-де, когда он, Мотька, сего утра лазил на остатки галереи, так углы совсем отстали от стен
и,
того гляди, рухнут опять.
— Ну, это что? — говорил все
тот же лакей. — Коли ругается, так это слава Богу, дай Бог такому здоровья… А как все молчит; ты идешь мимо, а он
глядит,
глядит, да
и вцепится, вон как
тот, у которого я жил. А ругается, так ничего…
— Ну, что за беда, коли
и скажет барину? — сам с собой в раздумье, флегматически говорил он, открывая медленно табакерку. — Барин добрый, видно по всему, только обругает! Это еще что, коли обругает! А
то, иной,
глядит,
глядит, да
и за волосы…
Говоря это,
глядят друг на друга такими же глазами: «вот уйди только за дверь,
и тебе
то же будет»…
Между
тем уж он переехал на дачу
и дня три пускался все один по кочкам, через болото, в лес или уходил в деревню
и праздно сидел у крестьянских ворот,
глядя, как бегают ребятишки, телята, как утки полощутся в пруде.
— Может быть,
и я со временем испытаю, может быть,
и у меня будут
те же порывы, как у вас, так же буду
глядеть при встрече на вас
и не верить, точно ли вы передо мной… А это, должно быть, очень смешно! — весело добавила она. — Какие вы глаза иногда делаете: я думаю, ma tante замечает.
Взгляд Ольги на жизнь, на любовь, на все сделался еще яснее, определеннее. Она увереннее прежнего
глядит около себя, не смущается будущим; в ней развернулись новые стороны ума, новые черты характера. Он проявляется
то поэтически разнообразно, глубоко,
то правильно, ясно, постепенно
и естественно…
Она все с
той же улыбкой
глядела на него, оставляя обе руки,
и провожала его до дверей глазами.
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся цветок. Он представил себе, как он ведет Ольгу к алтарю: она — с померанцевой веткой на голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо волнующейся грудью, с своей горделиво
и грациозно наклоненной головой, подает ему руку
и не знает, как ей
глядеть на всех.
То улыбка блеснет у ней,
то слезы явятся,
то складка над бровью заиграет какой-то мыслью.
И она опять улыбнулась,
и он улыбнулся,
глядя на нее,
и с улыбкой просил барона;
тот, тоже с улыбкой, взялся послать за билетом.
Обломов не мог опомниться; он все стоял в одном положении, с ужасом
глядя на
то место, где стоял Захар, потом в отчаянье положил руки на голову
и сел в кресло.
Ольга усмехнулась,
то есть у ней усмехнулись только губы, а не сердце: на сердце была горечь. Она начала
глядеть в окно, прищуря немного один глаз
и следя за каждой проезжавшей каретой.
Тоски, бессонных ночей, сладких
и горьких слез — ничего не испытал он. Сидит
и курит
и глядит, как она шьет, иногда скажет что-нибудь или ничего не скажет, а между
тем покойно ему, ничего не надо, никуда не хочется, как будто все тут есть, что ему надо.
— Что! — говорил он,
глядя на Ивана Матвеевича. — Подсматривать за Обломовым да за сестрой, какие они там пироги пекут, да
и того… свидетелей! Так тут
и немец ничего не сделает. А ты теперь вольный казак: затеешь следствие — законное дело! Небойсь,
и немец струсит, на мировую пойдет.
При вопросе: где ложь? в воображении его потянулись пестрые маски настоящего
и минувшего времени. Он с улыбкой,
то краснея,
то нахмурившись,
глядел на бесконечную вереницу героев
и героинь любви: на донкихотов в стальных перчатках, на дам их мыслей, с пятидесятилетнею взаимною верностью в разлуке; на пастушков с румяными лицами
и простодушными глазами навыкате
и на их Хлой с барашками.
Глядел он на браки, на мужей,
и в их отношениях к женам всегда видел сфинкса с его загадкой, все будто что-то непонятное, недосказанное; а между
тем эти мужья не задумываются над мудреными вопросами, идут по брачной дороге таким ровным, сознательным шагом, как будто нечего им решать
и искать.
Она содрогалась, изнемогала, но с мужественным любопытством
глядела на этот новый образ жизни, озирала его с ужасом
и измеряла свои силы… Одна только любовь не изменяла ей
и в этом сне, она стояла верным стражем
и новой жизни; но
и она была не
та!
Про Захара
и говорить нечего: этот из серого фрака сделал себе куртку,
и нельзя решить, какого цвета у него панталоны, из чего сделан его галстук. Он чистит сапоги, потом спит, сидит у ворот, тупо
глядя на редких прохожих, или, наконец, сидит в ближней мелочной лавочке
и делает все
то же
и так же, что делал прежде, сначала в Обломовке, потом в Гороховой.
Только когда приезжал на зиму Штольц из деревни, она бежала к нему в дом
и жадно
глядела на Андрюшу, с нежной робостью ласкала его
и потом хотела бы сказать что-нибудь Андрею Ивановичу, поблагодарить его, наконец, выложить пред ним все, все, что сосредоточилось
и жило неисходно в ее сердце: он бы понял, да не умеет она,
и только бросится к Ольге, прильнет губами к ее рукам
и зальется потоком таких горячих слез, что
и та невольно заплачет с нею, а Андрей, взволнованный, поспешно уйдет из комнаты.
Неточные совпадения
Глянул —
и пана Глуховского // Видит на борзом коне, // Пана богатого, знатного, // Первого в
той стороне.
Поля совсем затоплены, // Навоз возить — дороги нет, // А время уж не раннее — // Подходит месяц май!» // Нелюбо
и на старые, // Больней
того на новые // Деревни им
глядеть.
С козою с барабанщицей //
И не с простой шарманкою, // А с настоящей музыкой // Смотрели тут они. // Комедия не мудрая, // Однако
и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А
то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — //
Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются //
И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея
и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для
того требовался,
и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до
тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза
глядят.
— Но я только
того и хотел, чтобы застать вас одну, — начал он, не садясь
и не
глядя на нее, чтобы не потерять смелости.