Неточные совпадения
Теперь еще у меня пока нет ни ключа, ни догадок, ни даже воображения: все это подавлено рядом опытов,
более или менее трудных, новых, иногда не совсем занимательных, вероятно, потому,
что для многих из них нужен запас свежести взгляда и большей впечатлительности: в известные лета жизнь начинает отказывать человеку во многих приманках, на
том основании, на каком скупая мать отказывает в деньгах выделенному сыну.
Кроме торжественных обедов во дворце или у лорда-мэра и других, на сто, двести и
более человек,
то есть на весь мир, в обыкновенные дни подают на стол две-три перемены, куда входит почти все,
что едят люди повсюду.
Все еще было сносно, не
более того,
что мы уже испытали прежде.
В 1652 году голландцы заложили там крепость, и таким образом возник Капштат. Они быстро распространились внутрь края, произвольно занимая впусте лежащие земли и оттесняя жителей от берегов. Со стороны диких сначала они не встречали сопротивления. Последние, за разные европейские изделия, но всего
более за табак, водку, железные орудия и
тому подобные предметы, охотно уступали им не только земли, но и
то,
что составляло их главный промысл и богатство, — скот.
Хотя горы были еще невысоки, но
чем более мы поднимались на них,
тем заметно становилось свежее. Легко и отрадно было дышать этим тонким, прохладным воздухом. Там и солнце ярко сияло, но не пекло. Наконец мы остановились на одной площадке. «Здесь высота над морем около 2000 футов», — сказал Бен и пригласил выйти из экипажей.
Я заглянул за борт: там целая флотилия лодок, нагруженных всякой всячиной, всего
более фруктами. Ананасы лежали грудами, как у нас репа и картофель, — и какие! Я не думал, чтоб они достигали такой величины и красоты. Сейчас разрезал один и начал есть: сок тек по рукам, по тарелке, капал на пол. Хотел писать письмо к вам, но меня тянуло на палубу. Я покупал
то раковину,
то другую безделку, а
более вглядывался в эти новые для меня лица.
Что за живописный народ индийцы и
что за неживописный — китайцы!
Ноги у всех
более или менее изуродованы; а у которых «от невоспитания, от небрежности родителей» уцелели в природном виде,
те подделывают, под настоящую ногу, другую, искусственную, но такую маленькую,
что решительно не могут ступить на нее, и потому ходят с помощью прислужниц.
Но время взяло свое, и японцы уже не
те,
что были сорок, пятьдесят и
более лет назад. С нами они были очень любезны; спросили об именах, о чинах и должностях каждого из нас и все записали, вынув из-за пазухи складную железную чернильницу, вроде наших старинных свечных щипцов. Там была тушь и кисть. Они ловко владеют кистью. Я попробовал было написать одному из оппер-баниосов свое имя кистью рядом с японскою подписью — и осрамился: латинских букв нельзя было узнать.
В 10-м часу приехали, сначала оппер-баниосы, потом и секретари. Мне и К. Н. Посьету поручено было их встретить на шканцах и проводить к адмиралу. Около фрегата собралось
более ста японских лодок с голым народонаселением. Славно: пестроты нет, все в одном и
том же костюме, с большим вкусом! Мы с Посьетом ждали у грот-мачты, скоро ли появятся гости и
что за секретари в Японии, похожи ли на наших?
Но если вспомнить,
что делалось в эпоху младенчества наших старых государств, как встречали всякую новизну, которой не понимали, всякое открытие, как жгли лекарей, преследовали физиков и астрономов,
то едва ли японцы не
более своих просветителей заслуживают снисхождения в упрямом желании отделаться от иноземцев.
Они начали с
того,
что «так как адмирал не соглашается остаться,
то губернатор не решается удерживать его, но он предлагает ему на рассуждение одно обстоятельство, чтоб адмирал поступил сообразно этому, именно: губернатору известно наверное,
что дней чрез десять, и никак не
более одиннадцати, а может быть и чрез семь, придет ответ, который почему-то замедлился в пути».
Оно
тем более замечательно,
что подарок сделан, конечно, с согласия и даже по повелению правительства, без воли которого ни один японец, кто бы он ни был, ни принять, ни дать ничего не смеет.
Я с жадностью смотрел на это зрелище, за которое бог знает
что дали бы в Петербурге. Я был, так сказать, в первом ряду зрителей, и если б действующим лицом было не это тупое, крепко обтянутое непроницаемой кожей рыло, одаренное только способностью глотать,
то я мог бы читать малейшее ощущение страдания и отчаяния на сколько-нибудь
более органически развитой физиономии.
Чем ниже спускались мы по Мае,
тем более переселенцы хвалили свое житье-бытье.
Еще слово о якутах. Г-н Геденштром (в книге своей «Отрывки о Сибири», С.-Петербург, 1830), между прочим, говорит,
что «Якутская область — одна из
тех немногих стран, где просвещение или расширение понятий человеческих (sic) (стр. 94)
более вредно,
чем полезно. Житель сей пустыни (продолжает автор), сравнивая себя с другими мирожителями, понял бы свое бедственное состояние и не нашел бы средств к его улучшению…» Вот как думали еще некоторые двадцать пять лет назад!
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно.
Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
И вдруг что-то внутри у него зашипело и зажужжало, и
чем более длилось это таинственное шипение,
тем сильнее и сильнее вертелись и сверкали его глаза.
И начал он обдумывать свое намерение, но
чем больше думал,
тем более запутывался в своих мыслях.
Масса, с тайными вздохами ломавшая дома свои, с тайными же вздохами закопошилась в воде. Казалось,
что рабочие силы Глупова сделались неистощимыми и
что чем более заявляла себя бесстыжесть притязаний,
тем растяжимее становилась сумма орудий, подлежащих ее эксплуатации.
Но в том-то именно и заключалась доброкачественность наших предков,
что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в
то время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию и только слегка позволили себе пособолезновать и попенять на своего
более чем странного градоначальника.