Неточные совпадения
Многие обрадовались бы видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и столицы, но я ждал не
того; я видел это у себя; мне улыбался завтрашний, будничный день. Мне хотелось путешествовать не официально, не приехать и «осматривать», а жить и смотреть на все, не насилуя наблюдательности; не задавая себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий, церквей. От такого
путешествия остается в голове хаос улиц, памятников, да и
то ненадолго.
Когда услышите вой ветра с запада, помните, что это только слабое эхо
того зефира, который треплет нас, а задует с востока, от вас, пошлите мне поклон — дойдет. Но уж пристал к борту бот, на который ссаживают лоцмана. Спешу запечатать письмо. Еще последнее «прости»! Увидимся ли? В
путешествии, или походе, как называют мои товарищи, пока еще самое лучшее для меня — надежда воротиться.
Он с ранних лет живет в ней и четыре раза
то один,
то с товарищами ходил за крайние пределы ее, за Оранжевую реку, до 20˚ (южной) широты, частью для геологических исследований, частью из страсти к
путешествиям и приключениям.
От островов Бонинсима до Японии — не
путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в
тех местах. Небо и море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Возьмите
путешествие Базиля Галля (в 1816 г.): он в числе первых посетил Ликейские острова, и взгляните на приложенную к книге картинку, вид острова: это именно
тот, где мы пристали.
Развертываете
того же Галля, думаете прочесть
путешествие и читаете — идиллию.
Я не участвовал в этих прогулках:
путешествие — это книга; в ней останавливаешься на
тех страницах, которые больше нравятся, а другие пробегаешь только для общей связи.
Многим нравится дорога не как
путешествие,
то есть наблюдение нравов, перемена мест и проч., а просто как дорога.
Притом два года плавания не
то что утомили меня, а утолили вполне мою жажду
путешествия. Мне хотелось домой, в свой обычный круг лиц, занятий и образа жизни.
Упомяну кстати о пережитой мною в Англии морально страшной для меня минуте, которая, не относясь к числу морских треволнений, касается, однако же, все
того же
путешествия, и она задала мне тревоги больше всякой качки.
Помню я этого Терентьева, худощавого, рябого, лихого боцмана, всегда с свистком на груди и с линьком или лопарем в руках. Это
тот самый, о котором я упоминал в начале
путешествия и который угощал моего Фаддеева
то линьком,
то лопарем по спине, когда этот последний, радея мне (без моей просьбы, а всегда сюрпризом), таскал украдкой пресную воду на умыванье, сверх положенного количества, из систерн во время плавания в Немецком море.
Читатель, может быть, возразит на этот совет, что довольно и
того, что написано в этой главе, чтобы навсегда отбить охоту к морским
путешествиям.
Неточные совпадения
Слава о его
путешествиях росла не по дням, а по часам, и так как день был праздничный,
то глуповцы решились ознаменовать его чем-нибудь особенным.
Тот же час, отнесши в комнату фрак и панталоны, Петрушка сошел вниз, и оба пошли вместе, не говоря друг другу ничего о цели
путешествия и балагуря дорогою совершенно о постороннем.
Только два больших
тома «Histoire des voyages», [«История
путешествий» (фр.).] в красных переплетах, чинно упирались в стену; а потом и пошли, длинные, толстые, большие и маленькие книги, — корочки без книг и книги без корочек; все туда же, бывало, нажмешь и всунешь, когда прикажут перед рекреацией привести в порядок библиотеку, как громко называл Карл Иваныч эту полочку.
Красное лицо этого офицера, его духи, перстень и в особенности неприятный смех были очень противны Нехлюдову, но он и нынче, как и во всё время своего
путешествия, находился в
том серьезном и внимательном расположении духа, в котором он не позволял себе легкомысленно и презрительно обращаться с каким бы
то ни было человеком и считал необходимым с каждым человеком говорить «во-всю», как он сам с собой определял это отношение.
Сестра рассказала про детей, что они остались с бабушкой, с его матерью и, очень довольная
тем, что спор с ее мужем прекратился, стала рассказывать про
то, как ее дети играют в
путешествие, точно так же, как когда-то он играл с своими двумя куклами — с черным арапом и куклой, называвшейся француженкой.