Неточные совпадения
Я, кажется, прилагаю все старания, — говорит он со слезами в
голосе и
с пафосом, — общество удостоило меня доверия, надеюсь, никто до сих пор не был против этого, что я блистательно оправдывал это доверие; я дорожу оказанною мне доверенностью…» — и так продолжает, пока дружно не захохочут все и наконец он сам.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных одеял, а в парламенте свой
голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает
с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
Мне видится длинный ряд бедных изб, до половины занесенных снегом. По тропинке
с трудом пробирается мужичок в заплатах. У него висит холстинная сума через плечо, в руках длинный посох, какой носили древние. Он подходит к избе и колотит посохом, приговаривая: «Сотворите святую милостыню». Одна из щелей, закрытых крошечным стеклом, отодвигается, высовывается обнаженная загорелая рука
с краюхою хлеба. «Прими, Христа ради!» — говорит
голос.
Я хотел было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль была мне не к лицу. Однако ж пора было вернуться к деревне. Мы шли
с час все прямо, и хотя шли в тени леса, все в белом
с ног до головы и легком платье, но было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев, мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые
голоса. Мы взяли направо в лес, прямо на
голоса, и вышли на широкую поляну.
В самом деле, тонкий, нежный, матовый цвет кожи, голубые глаза,
с трепещущей влагой задумчивости, кудри мягкие, как лен, легкие, грациозно вьющиеся и осеняющие нежное лицо;
голос тихий.
Положили было ночью сниматься
с якоря, да ветер был противный. На другой день тоже. Наконец 4-го августа, часа в четыре утра, я, проснувшись, услышал шум,
голоса, свистки и заснул опять. А часов в семь ко мне лукаво заглянул в каюту дед.
Кто-то из переводчиков проговорился нам, что, в приезд Резанова, в их верховном совете только двое, из семи или осьми членов, подали
голос в пользу сношений
с европейцами, а теперь только два
голоса говорят против этого.
Воцарилось глубочайшее молчание. Губернатор вынул из лакированного ящика бумагу и начал читать чуть слышным
голосом, но внятно. Только что он кончил, один старик лениво встал из ряда сидевших по правую руку, подошел к губернатору, стал, или, вернее, пал на колени,
с поклоном принял бумагу, подошел к Кичибе, опять пал на колени, без поклона подал бумагу ему и сел на свое место.
Он вдруг снизошел
с высоты своего величия, как-то иначе стал сидеть, смотреть; потом склонил немного голову на левую сторону и
с умильной улыбкой, мягким, вкрадчивым
голосом говорил тихо и долго.
Те, заметя нас, застыдились и понизили
голоса; дети робко смотрели на гроб; собака
с повисшим хвостом, увидя нас, тихо заворчала.
Ночь была лунная. Я смотрел на Пассиг, который тек в нескольких саженях от балкона, на темные силуэты монастырей, на чуть-чуть качающиеся суда, слушал звуки долетавшей какой-то музыки, кажется арфы, только не фортепьян, и женский
голос. Глядя на все окружающее, не умеешь представить себе, как хмурится это небо, как бледнеют и пропадают эти краски, как природа расстается
с своим праздничным убором.
Мы проходили мимо дверей,
с надписями: «Эконом», «Ризничий» — и остановились у эконома. «C’est un bon enfant, — сказал епископ, — entrons chez lui pour nous reposer un moment». — «Il a une excellente biere, monseigneur» [«Он славный малый… зайдем к нему немного отдохнуть». — «У него отличное пиво, монсеньор» — фр.], — прибавил молодой миссионер нежным
голосом.
Испанцев в церквах совсем нет; испанок немного больше. Все метисы, тагалы да заезжие европейцы разных наций. Мы везде застали проповедь. Проповедники говорили
с жаром, но этот жар мне показался поддельным; манеры и интонация
голоса у всех заученные.
Я думал, не оборвалась ли снасть или что-нибудь в этом роде, и не трогался
с места; но вдруг слышу, многие
голоса кричат на юте: «Ташши, ташши!», а другие: «Нет, стой! не ташши, оборвется!»
Неточные совпадения
Голос Осипа. А, это ковер? давай его сюда, клади вот так! Теперь давай-ка
с этой стороны сена.
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина.
Голос его всегда почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Голос Осипа. Вот
с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно будет! (Бьет рукою по ковру.)Теперь садитесь, ваше благородие!
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади //
С порожними телегами // Да дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да
голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
— А счастье наше — в хлебушке: // Я дома в Белоруссии //
С мякиною,
с кострикою // Ячменный хлеб жевал; // Бывало, вопишь
голосом, // Как роженица корчишься, // Как схватит животы. // А ныне, милость Божия! — // Досыта у Губонина // Дают ржаного хлебушка, // Жую — не нажуюсь! —