Неточные совпадения
«Да как вы там будете ходить — качает?» —
спрашивали люди, которые находят, что если заказать карету не
у такого-то каретника, так уж в ней качает.
— «А где он
у вас лежит?» — еще с большим участием
спросил я.
«Где мы?» —
спросишь, проснувшись, утром
у деда.
«Ну что, подвигаемся?» —
спросите потом вечером
у деда, общего оракула.
«Есть ли фрукты?» —
спросили мы
у негров; они бросились и скрылись за утесом.
«
У кого это мы были, господа?» —
спросил меня один из товарищей.
Эй, вахтенный! поди скажи Карпову, чтоб
спросил у Янцева еще зелени и положил в суп.
Я никак не ожидал, чтоб Фаддеев способен был на какую-нибудь любезность, но, воротясь на фрегат, я нашел
у себя в каюте великолепный цветок: горный тюльпан, величиной с чайную чашку, с розовыми листьями и темным, коричневым мхом внутри, на длинном стебле. «Где ты взял?» —
спросил я. «В Африке, на горе достал», — отвечал он.
«Неужели в Индии англичане пьют так же много, как
у себя, и едят мясо, пряности?» —
спросили мы. «О да, ужасно!
Доктор расспрашивал о службе нашей, о чинах, всего больше о жалованье, и вдруг, ни с того ни с сего, быстро
спросил: «А на каком положении живут
у вас жиды?» Все сомнения исчезли.
Утром опять явился Вандик
спросить, готовы ли мы ехать; но мы не были готовы:
у кого платье не поспело, тот деньги не успел разменять.
Что
у него ни
спрашивали или что ни приказывали ему, он прежде всего отвечал смехом и обнаруживал ряд чистейших зубов. Этот смех в привычке негров. «Что ж, будем ужинать, что ли?» — заметил кто-то. «Да я уж заказал», — отвечал барон. «Уже? — заметил Вейрих. — Что ж вы заказали?» — «Так, немного, безделицу: баранины, ветчины, курицу, чай, масла, хлеб и сыр».
«А это что?» —
спросил я
у Вандика.
«Что
у вас есть к обеду?» —
спросил барон.
Девицы вошли в гостиную, открыли жалюзи, сели
у окна и просили нас тоже садиться, как хозяйки не отеля, а частного дома. Больше никого не было видно. «А кто это занимается
у вас охотой?» —
спросил я. «Па», — отвечала старшая. — «Вы одни с ним живете?» — «Нет;
у нас есть ма», — сказала другая.
— «
Спросите, есть ли
у них виноград, — прибавил Зеленый, — если есть, так чтоб побольше подали; да нельзя ли бананов, арбузов?…» Меня занимали давно два какие-то красные шарика, которые я видел на столе, на блюдечке.
«Есть ли
у вас бушмены?» —
спросил я.
Мы заглянули в длинный деревянный сарай, где живут 20 преступники. Он содержится чисто. Окон нет.
У стен идут постели рядом, на широких досках, устроенных, как
у нас полати в избах, только ниже. Там мы нашли большое общество сидевших и лежавших арестантов. Я
спросил, можно ли, как это
у нас водится, дать денег арестантам, но мне отвечали, что это строго запрещено.
«Что, —
спросил я
у Зеленого, — есть в Псковской губернии такие пропасти?» — «Страшновато!» — шептал он с судорожным, нервическим хохотом, косясь пугливо на бездну.
Я
спросил у многих имена: готтентотов звали Саломон, Каллюр; бушменов — Вильденсон и Когельман.
Я, еще проходя мимо буфета, слышал, как крикун
спросил у м-с Вельч, что за смрад распространился вчера по отелю; потом он
спросил полковницу, слышала ли она этот запах. «Yes, о yes, yes!» — наладила она раз десять сряду.
«Дайте мне сигар?» —
спросил я
у высокого, довольно чисто одетого англичанина.
Я вспомнил, что некоторые из моих товарищей, видевшие уже Сейоло, говорили, что жена
у него нехороша собой, с злым лицом и т. п., и удивлялся, как взгляды могут быть так различны в определении даже наружности женщины! «Видели Сейоло?» — с улыбкой
спросил нас Вандик.
— «Есть здесь слоны?» —
спросили мы
у кули.
Мы уже были предупреждены, что нас встретят здесь вопросами, и оттого приготовились отвечать, как следует, со всею откровенностью. Они
спрашивали: откуда мы пришли, давно ли вышли, какого числа, сколько
у нас людей на каждом корабле, как матросов, так и офицеров, сколько пушек и т. п.
Между прочим, после заявления нашего, что
у нас есть письмо к губернатору, они
спросили, отчего же мы одно письмо привезли на четырех судах?
Мы
спрашиваем об этом здесь
у японцев, затем и пришли, да вот не можем добиться ответа. Чиновники говорят, что надо
спросить у губернатора, губернатор пошлет в Едо, к сиогуну, а тот пошлет в Миако, к микадо, сыну неба: сами решите, когда мы дождемся ответа!
«Отчего
у вас, —
спросили они, вынув бумагу, исписанную японскими буквами, — сказали на фрегате, что корвет вышел из Камчатки в мае, а на корвете сказали, что в июле?» — «Оттого, — вдруг послышался сзади голос командира этого судна, который случился тут же, — я похерил два месяца, чтоб не было придирок да расспросов, где были в это время и что делали». Мы все засмеялись, а Посьет что-то придумал и сказал им в объяснение.
С кем посоветоваться?
у кого
спросить?
«
У вас стекол нет вовсе в рамах?» —
спросил К. Н.
«
У вас все домы в один этаж или бывают в два этажа?» —
спрашивал Посьет.
«Часто
у вас бывают землетрясения?» —
спросил Посьет.
«Что это
у тебя?» —
спросил я.
Его
спросили: отчего
у них такие лодки, с этим разрезом на корме, куда могут хлестать волны, и с этим неуклюжим, высоким рулем?
Я
спросил у шкипера название, но он пролаял мне глухие звуки, без согласных.
«Зачем это оружие
у вас?» —
спросил я, указывая на пики, сабли и ружья.
«Вы завтра
у консула обедаете?» —
спросил он меня.
Рождество
у нас прошло, как будто мы были в России. Проводив японцев, отслушали всенощную, вчера обедню и молебствие, поздравили друг друга, потом обедали
у адмирала. После играла музыка. Эйноске, видя всех в парадной форме,
спросил, какой праздник. Хотя с ними избегали говорить о христианской религии, но я сказал ему (надо же приучать их понемногу ко всему нашему): затем сюда приехали.
В Японии, напротив, еще до сих пор скоро дела не делаются и не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать
у города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо
спросить у верховного совета, верховный совет
спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
После этого церемониймейстер пришел и объявил, что его величество сиогун прислал российскому полномочному подарки и просил принять их. В знак того, что подарки принимаются с уважением, нужно было дотронуться до каждого из них обеими руками. «Вот подарят редкостей! — думали все, — от самого сиогуна!» — «Что подарили?» —
спрашивали мы шепотом
у Посьета, который ходил в залу за подарками. «Ваты», — говорит. «Как ваты?» — «Так, ваты шелковой да шелковой материи». — «Что ж, шелковая материя — это хорошо!»
Адмирал предложил тост: «За успешный ход наших дел!» Кавадзи, после бокала шампанского и трех рюмок наливки, положил голову на стол, пробыл так с минуту, потом отряхнул хмель, как сон от глаз, и быстро
спросил: «Когда он будет иметь удовольствие угощать адмирала и нас в последний раз
у себя?» — «Когда угодно, лишь бы это не сделало ему много хлопот», — отвечено ему.
Это произвело эффект: на другой день
у японцев только и разговора было, что об этом: они
спрашивали, как, что, из чего, просили показать, как это делается.
Да
у кого они переняли? — хотел было я
спросить, но вспомнил, что есть
у кого перенять: они просвещение заимствуют из Китая, а там, на базаре, я видел непроходимую кучу народа, толпившегося около другой кучи сидевших на полу игроков, которые кидали, помнится, кости.
— А
у вас есть сабли? —
спросили его.
Да
у вас есть позволение от губернатора?» — «Позволение?» —
спросили мы.
Маттео, лагуны… можно ли
у вас достать лошадей?» —
спрашивали мы далее.
Надо же изучать нравы, обычаи…» — «А что это
у вас вставлено в рамы вместо стекол?» —
спросил я хозяина.
Мы ходили из лавки в лавку, купили несколько пачек сигар — оказались дрянные.
Спрашивали, по поручению одного из товарищей, оставшихся на фрегате, нюхательного табаку — нам сказали, что во всей Маниле нельзя найти ни одного фунта. Нас все потчевали европейскими изделиями: сукнами, шелковыми и другими материями, часами, цепочками; особенно француз в мебельном магазине так приставал, чтоб купили
у него цепочку, как будто от этого зависело все его благополучие.
Молодые мои спутники не очень, однако ж, смущались шумом; они останавливались перед некоторыми работницами и ухитрялись как-то не только говорить между собою, но и слышать друг друга. Я хотел было что-то
спросить у Кармена, но не слыхал и сам, что сказал. К этому еще вдобавок в зале разливался запах какого-то масла, конечно табачного, довольно неприятный.
«Что ж
у вас есть в магазине? —
спросил я наконец, — ведь эти ящики не пустые же: там сигары?» — «Чируты!» — сказал мне приказчик, то есть обрезанные с обеих сторон (которые, кажется, только и привозятся из Манилы к нам, в Петербург): этих сколько угодно! Есть из них третий и четвертый сорты, то есть одни большие, другие меньше.