Неточные совпадения
Этого я не видал: я не проникал в семейства и знаю только понаслышке и по весьма немногим признакам, между прочим по тому, что англичанин, когда
хочет познакомиться с вами покороче, оказать особенное внимание, зовет вас к себе, в свое святилище, обедать: больше уж он
сделать не в состоянии.
Точно где-нибудь в комнате собралось несколько человек приятелей у доброго хозяина, который предоставляет всякому
делать, что он
хочет.
Так дождались мы масленицы и провели ее довольно вяло,
хотя Петр Александрович
делал все, чтобы чем-нибудь напомнить этот веселый момент русской жизни.
— «Нет, не поймаешь,
хотя их тут много прячется по ночам, — сказал хозяин с досадой, грозя на поля и огороды, — они, с закатом солнечным, выползают из своих нор и
делают беспорядки».
Вообще не видно почти ни одной мужественной, энергической физиономии,
хотя умных и лукавых много. Да если и есть, так зачесанная сзади кверху коса и гладко выбритое лицо
делают их непохожими на мужчин.
Они такой порядок устроили у себя, что если б и
захотели не отказать или вообще
сделать что-нибудь такое, чего не было прежде, даже и хорошее, так не могут, по крайней мере добровольно.
А губернатор все еще поднимает нос:
делает запросы,
хочет настаивать, да вдруг и спустится, уступит.
Наконец, не знаю в который раз, вбежавший Кичибе объявил, что если мы отдохнули, то губернатор ожидает нас, то есть если устали,
хотел он, верно, сказать. В самом деле устали от праздности. Это у них называется дело
делать. Мы пошли опять в приемную залу, и начался разговор.
Бог знает, когда бы кончился этот разговор, если б баниосам не подали наливки и не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных нет и что они будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром, а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не дали договорить. «Если в субботу, — сказано им (а это было в среду), — они не приедут, то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «а там
делайте, как
хотите», — прибавили они.
Японские лодки непременно
хотели пристать все вместе с нашими: можете себе представить, что из этого вышло. Одна лодка становилась поперек другой, и все стеснились так, что если б им поручили не пустить нас на берег, то они лучше бы
сделать не могли того, как
сделали теперь, чтоб пустить.
Полномочные
сделали знак, что
хотят говорить, и мгновенно, откуда ни возьмись, подползли к их ногам, из двух разных углов, как два ужа, Эйноске и Кичибе.
Слуга подходил ко всем и протягивал руку: я думал, что он
хочет отбирать пустые чашки, отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне
делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа есть палочками.
Мы часто повадились ездить в Нагасаки, почти через день. Чиновники приезжали за нами всякий раз,
хотя мы просили не
делать этого, благо узнали дорогу. Но им все еще хочется показывать народу, что иностранцы не иначе как под их прикрытием могут выходить на берег.
Адмирал сказал им, что
хотя отношения наши с ними были не совсем приятны, касательно отведения места на берегу, но он понимает, что губернаторы ничего без воли своего начальства не
делали и потому против них собственно ничего не имеет, напротив, благодарит их за некоторые одолжения, доставку провизии, воды и т. п.; но просит только их представить своему начальству, что если оно намерено вступить в какие бы то ни было сношения с иностранцами, то пора ему подумать об отмене всех этих стеснений, которые всякой благородной нации покажутся оскорбительными.
Адмирал не
хотел, однако ж, напрасно держать их в страхе: он предполагал объявить им, что мы воротимся не прежде весны, но только
хотел сказать это уходя, чтобы они не
делали возражений. Оттого им послали объявить об этом, когда мы уже снимались с якоря. На прощанье Тсутсуй и губернаторы прислали еще недосланные подарки, первый бездну ящиков адмиралу, Посьету, капитану и мне, вторые — живности и зелени для всех.
Я
хотел обойти кругом сквера, но подвиг был не по силам:
сделав шагов тридцать, я сел в коляску, и кучер опять беспощадно погнал лошадей, опять замелькали предметы.
Хотел ли он подарка себе или кому другому — не похоже, кажется; но он говорил о злоупотреблениях да тут же кстати и о строгости. Между прочим, смысл одной фразы был тот, что официально, обыкновенным путем, через начальство, трудно
сделать что-нибудь, что надо «просто прийти», так все и получишь за ту же самую цену. «Je vous parle franchement, vous comprenez?» — заключил он.
Оттого китаец
делает что
хочет: если он чиновник, он берет взятки с низших и дает сам их высшим; если он солдат, он берет жалованье и ленится и с поля сражения бегает: он не думает, что он служит, чтобы воевать, а чтоб содержать свое семейство.
Сегодня опять японцы взяли контр-презенты и уехали. Мы в эту минуту снимаемся с якоря. Шкуна идет
делать опись ближайшим к Японии островам, потом в Шанхай, а мы к берегам Сибири; но прежде, кажется,
хотят зайти к корейским берегам. Транспорт идет с нами. В Едо послано письмо с приглашением полномочным прибыть в Аниву для дальнейших переговоров.
Сказали еще, что если я не
хочу ехать верхом (а я не
хочу), то можно ехать в качке (сокращенное качалке), которую повезут две лошади, одна спереди, другая сзади. «Это-де очень удобно: там можно читать, спать». Чего же лучше? Я обрадовался и просил устроить качку. Мы с казаком, который взялся
делать ее, сходили в пакгауз, купили кожи, ситцу, и казак принялся за работу.
Здесь предпочитают ехать верхом все сто восемьдесят верст до Амгинской слободы, заселенной русскими;
хотя можно ехать только семьдесят семь верст, а дальше на телеге, как я и
сделал.
«Осмелюсь доложить, — вдруг заговорил он, привстав с постели, что
делал всякий раз, как начинал разговор, — я боюсь пожара: здесь сена много, а огня тушить на очаге нельзя, ночью студено будет, так не угодно ли, я велю двух якутов поставить у камина смотреть за огнем!..» — «Как
хотите, — сказал я, — зачем же двух?» — «Будут и друг за другом смотреть».
От нечего
делать я развлекал себя мыслью, что увижу наконец, после двухлетних странствий, первый русский,
хотя и провинциальный, город. Но и то не совсем русский,
хотя в нем и русские храмы, русские домы, русские чиновники и купцы, но зато как голо все! Где это видано на Руси, чтоб не было ни одного садика и палисадника, чтоб зелень, если не яблонь и груш, так хоть берез и акаций, не осеняла домов и заборов? А этот узкоглазый, плосконосый народ разве русский? Когда я ехал по дороге к городу, мне
Никто о Сорокине не кричит,
хотя все его знают далеко кругом и все находят, что он
делает только «как надо».
Если
хотите сделать ее настоящей поварней, то привезите с собой повара, да кстати уж и провизии, а иногда и дров, где лесу нет; не забудьте взять и огня: попросить не у кого, соседей нет кругом; прямо на тысячу или больше верст пустыня, направо другая, налево третья и т. д.
— «Что ты, любезный, с ума сошел: нельзя ли вместо сорока пяти проехать только двадцать?» — «
Сделайте божескую милость, — начал умолять, — на станции гора крута, мои кони не встащат, так нельзя ли вам остановиться внизу, а ямщики сведут коней вниз и там заложат, и вы поедете еще двадцать пять верст?» — «Однако не
хочу, — сказал я, — если озябну, как же быть?» — «Да как-нибудь уж…» Я
сделал ему милость — и ничего.