Неточные совпадения
В домах жалюзи наглухо опущены
от жара; домы очень просты, в два этажа и в один; многие окружены каменным забором.
Для северного глаза все было поразительно: обожженные утесы и безмолвие пустыни, грозная безжизненность
от избытка солнца и недостатка влаги и эти пальмы, вросшие в песок и безнаказанно подставляющие вечную зелень под 40°
жара.
Бассейны во время приливов наполняются морской водой, которая, испаряясь
от жара, оставляет обильный осадок соли.
Рассчитывали на дующие около того времени вестовые ветры, но и это ожидание не оправдалось. В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я
от жара ушел спать в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! — говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не бывало, шквал прошел, и фрегат опять задремал в штиле.
Здесь, одетые в легкое льняное пальто, без галстуха и жилета, сидя под тентом без движения, вы потеряете
от томительного
жара силу, и как ни бодритесь, а тело клонится к дивану, и вы во сне должны почерпнуть освежение организму.
В конце этой террасы, при спуске с горы, близ выезда из местечка, мы вдруг остановились у самого кокетливого домика и спешили скрыться
от жары в отворенные настежь двери, куда манили сумрак и прохлада.
Жара была невыносимая; лошади по песку скоро ехать не могли, и всадники не знали, куда деться
от солнца: они раскраснелись ужасно и успели загореть.
Мы отдохнули
от жара: Реомюр показывал 23 1/2˚ в тени, между тем малаец озяб.
Они не знали, куда деться
от жара, и велели мальчишке-китайцу махать привешенным к потолку, во всю длину столовой, исполинским веером. Это просто широкий кусок полотна с кисейной бахромой;
от него к дверям протянуты снурки, за которые слуга дергает и освежает комнату. Но, глядя на эту затею, не можешь отделаться
от мысли, что это — искусственная, временная прохлада, что вот только перестанет слуга дергать за веревку, сейчас на вас опять как будто наденут в бане шубу.
Но духота, вонь и
жар от помещавшейся рядом китайской кухни были так сильны, что мы, не дождавшись действия опиума, бежали вон и вздохнули свободно, выехав из китайского квартала.
Но богини нет: около нас ходит будто сам индийский идол — эмблема обилия и плодородия, Вампоа. Неужели это он отдыхает под кисеей в нише, на него веет прохладу веер, его закрывают ревнивые жалюзи и золоченые резные ширмы
от жара? Будто? А зачем же в доме три или четыре спальни? Чьи, вон это, крошечные туфли прячутся под постель? Чьи это мелочи, корзиночки? Кто тут садится около круглого стола, на котором разбросаны шелк, нитки и другие следы рукоделья?
В начале июня мы оставили Сингапур. Недели было чересчур много, чтоб познакомиться с этим местом. Если б мы еще остались день, то не знали бы, что делать
от скуки и
жара. Нет, Индия не по нас! И англичане бегут из нее, при первом удобном случае, спасаться
от климата на мыс Доброй Надежды, в порт Джаксон — словом, дальше
от экватора,
от этих палящих дней,
от беспрохладных ночей,
от мест, где нельзя безнаказанно есть и пить, как едят и пьют англичане.
Напротив, при воздержании
от мяса,
от всякой тяжелой пищи, также
от пряностей (нужды нет, что они тоже родятся в жарких местах), а более всего
от вина, легко выносишь
жар; грудь, голова и легкие — в нормальном состоянии, и зной «допекает» только снаружи.
В закрытой
от жара комнате нам подали на завтрак, он же и обед, вкусной, нежной рыбы и жесткой ветчины, до которой, однако, мы не дотрогивались.
Но вот мы вышли в Великий океан. Мы были в 21˚ северной широты: жарко до духоты. Работать днем не было возможности. Утомишься
от жара и заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени ночью. Так сделал я 8-го числа, и спал долго, часа три, как будто предчувствуя беспокойную ночь. Капитан подшучивал надо мной, глядя, как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг и перелягу на другой диван, ища прохлады. «Вы то на правый, то на левый галс ложитесь!» — говорил он.
Почти все прихварывают: редко кто не украшен сыпью или вередами
от жара; у меня желудочная лихорадка и рожа на ноге.
На палубе бездействие; паруса стоят неподвижно; ученье делать нет возможности
от жара.
Кучера, чистившие их, посмотрели вопросительно на нас, а мы на них, потом все вместе на солдата: «Что это мы сказали ему?» — спросил один из нас в тоске
от жара, духоты и дурного запаха на улицах.
Сегодня положено обедать на берегу. В воздухе невозмутимая тишина и нестерпимый
жар. Чем ближе подъезжаешь к берегу, тем сильнее пахнет гнилью
от сырых кораллов, разбросанных по берегу и затопляемых приливом. Запах этот вместе с кораллами перенесли и на фрегат. Все натащили себе их кучи. Фаддеев приводит меня в отчаяние: он каждый раз приносит мне раковины; улитки околевают и гниют. Хоть вон беги из каюты!
Про Корею пишут, что,
от сильных холодов зимой и
от сильных
жаров летом, она бесплодна и бедна.
Неточные совпадения
Далее всё было то же и то же; та же тряска с постукиваньем, тот же снег в окно, те же быстрые переходы
от парового
жара к холоду и опять к
жару, то же мелькание тех же лиц в полумраке и те же голоса, и Анна стала читать и понимать читаемое.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни
жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался
от волнення и, не в силах итти дальше, сошел с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
Он отвел капитана в сторону и стал говорить ему что-то с большим
жаром; я видел, как посиневшие губы его дрожали; но капитан
от него отвернулся с презрительной улыбкой.
Условий света свергнув бремя, // Как он, отстав
от суеты, // С ним подружился я в то время. // Мне нравились его черты, // Мечтам невольная преданность, // Неподражательная странность // И резкий, охлажденный ум. // Я был озлоблен, он угрюм; // Страстей игру мы знали оба; // Томила жизнь обоих нас; // В обоих сердца
жар угас; // Обоих ожидала злоба // Слепой Фортуны и людей // На самом утре наших дней.
Тем временем через улицу
от того места, где была лавка, бродячий музыкант, настроив виолончель, заставил ее тихим смычком говорить грустно и хорошо; его товарищ, флейтист, осыпал пение струн лепетом горлового свиста; простая песенка, которою они огласили дремлющий в
жаре двор, достигла ушей Грэя, и тотчас он понял, что следует ему делать дальше.