Неточные совпадения
Тут негр предложил нам, не хотим ли мы
поехать на осле или
лошади.
«Аппл!» — крикнул Вандик
на лошадь, и мы
поехали дальше.
Когда мы стали жаловаться
на дорогу, Вандик улыбнулся и, указывая бичом
на ученую партию, кротко молвил: «А капитан хотел вчера
ехать по этой дороге ночью!» Ручейки, ничтожные накануне, раздулись так, что
лошади шли по брюхо в воде.
Я посмотрел, куда он так пристально глядит: внизу террасы, по которой мы
ехали,
на лугу паслась
лошадь — вот и все.
— «Как же, мальчишка все будет
ехать сзади, каждый раз
на новой
лошади?» — «Yes», — отвечал Вандик с уcмешкой.
Он быстро обернулся ко мне и смотрел
на меня вопросительно, а
лошади все
ехали.
«Сохрани вас Боже! — закричал один бывалый человек, — жизнь проклянете! Я десять раз ездил по этой дороге и знаю этот путь как свои пять пальцев. И полверсты не проедете, бросите. Вообразите, грязь, брод; передняя
лошадь ушла по пояс в воду, а задняя еще не сошла с пригорка, или наоборот. Не то так передняя вскакивает
на мост, а задняя задерживает: вы-то в каком положении в это время? Между тем придется
ехать по ущельям, по лесу, по тропинкам, где качка не пройдет. Мученье!»
Я понял, что меня обманули в мою пользу, за что в дороге потом благодарил не раз, молча сел
на лошадь и молча
поехал по крутой тропинке в гору.
Наконец совершилось наше восхождение
на якутский, или тунгусский, Монблан. Мы выехали часов в семь со станции и
ехали незаметно в гору буквально по океану камней. Редко-редко где
на полверсты явится земляная тропинка и исчезнет. Якутские
лошади малорослы, но сильны, крепки, ступают мерно и уверенно. Мне переменили вчерашнюю
лошадь, у которой сбились копыта, и дали другую, сильнее, с крупным шагом, остриженную a la мужик.
Он, помолчав немного, начал так: «Однажды я
ехал из Буюкдерэ в Константинополь и
на минуту слез… а
лошадь ушла вперед с дороги: так я и пришел пешком, верст пятнадцать будет…» — «Ну так что ж?» — «Вот я и боялся, — заключил Тимофей, — что, пожалуй, и эти
лошади уйдут, вбежавши
на гору, так чтоб не пришлось тоже идти пешком».
Вы
едете вблизи деревьев, третесь о них ногами, ветви хлещут в лицо,
лошадь ваша то прыгает в яму и выскакивает стремительно
на кочку, то останавливается в недоумении перед лежащим по дороге бревном, наконец перескочит и через него и очутится опять в топкой яме.
Мы вторую станцию
едем от Усть-Маи, или Алданского селения. Вчера сделали тридцать одну версту, тоже по болотам, но те болота ничто в сравнении с нынешними. Станция положена, по их милости, всего семнадцать верст. Мы встали со светом,
поехали еще по утреннему морозу;
лошади скользят
на каждом шагу; они не подкованы. Князь Оболенский говорит, что они тверже копытами, оттого будто, что овса не едят.
Смотритель опять стал разговаривать с якутами и успокоил меня, сказав, что они перевезут меньше, нежели в два часа, но что там берегом четыре версты
ехать мне будет не
на чем, надо посылать за
лошадьми в город.
«Наледи — это не замерзающие и при жестоком морозе ключи; они выбегают с гор в Лену; вода стоит поверх льда; случится попасть туда —
лошади не вытащат сразу, полозья и обмерзнут: тогда ямщику остается
ехать на станцию за людьми и за свежими
лошадями, а вам придется ждать в мороз несколько часов, иногда полсутки…
Приезжаете
на станцию, конечно в плохую юрту, но под кров, греетесь у очага, находите летом
лошадей, зимой оленей и смело углубляетесь, вслед за якутом, в дикую, непроницаемую чащу леса,
едете по руслу рек, горных потоков, у подошвы гор или взбираетесь
на утесы по протоптанным и — увы! где романтизм? — безопасным тропинкам.
Подъезжаете ли вы к глубокому и вязкому болоту, якут соскакивает с
лошади, уходит выше колена в грязь и ведет вашу
лошадь — где суше;
едете ли лесом, он — впереди, устраняет от вас сучья; при подъеме
на крутую гору опоясывает вас кушаком и помогает идти; где очень дурно, глубоко, скользко — он останавливается.
Тимофей советовал бить передовых
лошадей (мы
ехали гусем), я посоветовал запрячь тройку рядом и ушел опять
на холм петь, наконец ямщик нарубил кольев, и мы стали поднимать повозку сзади, а он кричал
на лошадей: «Эй, ну, дружки, чтоб вас задавило, проклятые!» Но дружки ни с места.
Ямщик пообедал, задал корму
лошадям, потом лег спать, а проснувшись, объявил, что ему
ехать не следует, что есть мужик Шеин, который живет особняком,
на юру, что очередь за его сыновьями, но он богат и все отделывается. Я послал за Шеиным, но он рапортовался больным. Что делать? вооружиться терпением, резигнацией? так я и сделал. Я прожил полторы сутки, наконец созвал ямщиков, и Шеина тоже, и стал записывать имена их в книжку. Они так перепугались, а чего — и сами не знали, что сейчас же привели
лошадей.
Едешь у подошвы, и повозка с
лошадьми похожи
на ползающих насекомых.
В Киренске я запасся только хлебом к чаю и уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к станции, ямщики ведут уже
лошадей, здоровых, сильных и дюжих
на вид. Ямщики позажиточнее здесь, ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут
ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало
лошадей.
На станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли за нами еще подводы?
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву;
лошади паслись и щипали ее, как весной.
На последней станции все горы; но я
ехал ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж остановится у следующей станции.
Неточные совпадения
— потому что, случится,
поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «
Лошадей!» И там
на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!
Машкин Верх скосили, доделали последние ряды, надели кафтаны и весело пошли к дому. Левин сел
на лошадь и, с сожалением простившись с мужиками,
поехал домой. С горы он оглянулся; их не видно было в поднимавшемся из низу тумане; были слышны только веселые грубые голоса, хохот и звук сталкивающихся кос.
Пожимаясь от холода, Левин быстро шел, глядя
на землю. «Это что? кто-то
едет», подумал он, услыхав бубенцы, и поднял голову. В сорока шагах от него, ему навстречу, по той большой дороге-муравке, по которой он шел,
ехала четверней карета с важами. Дышловые
лошади жались от колей
на дышло, но ловкий ямщик, боком сидевший
на козлах, держал дышлом по колее, так что колеса бежали по гладкому.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе с тем не
ехать на своих
лошадях, которых все знали, Вронский сел в извозчичью карету Яшвина и велел
ехать как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета была просторна. Он сел в угол, вытянул ноги
на переднее место и задумался.
Он подошел к своему кучеру, задремавшему
на козлах в косой уже тени густой липы, полюбовался переливающимися столбами толкачиков-мошек, вившихся над плотными
лошадьми и, разбудив кучера, вскочил в коляску и велел
ехать к Брянскому.