Неточные совпадения
Подходим ближе — люди протягивают к нам руки, умоляя — купить
рыбы. Велено держать вплоть к лодкам. «Брандспойты!» — закричал вахтенный, и рыбакам задан
был обильный душ, к несказанному удовольствию наших матросов, и рыбаков тоже, потому что и они засмеялись вместе с нами.
Мы целое утро осматривали ниневийские древности, этрусские, египетские и другие залы, потом змей,
рыб, насекомых — почти все то, что
есть и в Петербурге, в Вене, в Мадрите.
Наконец объяснилось, что Мотыгин вздумал «поиграть» с портсмутской леди, продающей
рыбу. Это все равно что поиграть с волчицей в лесу: она отвечала градом кулачных ударов, из которых один попал в глаз. Но и матрос в своем роде тоже не овца: оттого эта волчья ласка
была для Мотыгина не больше, как сарказм какой-нибудь барыни на неуместную любезность франта. Но Фаддеев утешается этим еще до сих пор, хотя синее пятно на глазу Мотыгина уже пожелтело.
Плавание в южном полушарии замедлялось противным зюйд-остовым пассатом; по меридиану уже идти
было нельзя: диагональ отводила нас в сторону, все к Америке. 6-7 узлов
был самый большой ход. «Ну вот вам и лето! — говорил дед, красный, весь в поту, одетый в прюнелевые ботинки, но, по обыкновению, застегнутый на все пуговицы. — Вот и акулы, вот и Южный Крест, вон и «Магеллановы облака» и «Угольные мешки!» Тут уж особенно заметно целыми стаями начали реять над поверхностью воды летучие
рыбы.
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по воде. Наловили ведра два — икры. Недаром видели стаи
рыбы, шедшей незадолго перед тем тучей под самым носом фрегата. Я хотел продолжать купаться, но это уже
были не тропики: холодно, особенно после свежего ветра. Фаддеев так с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня ведро.
Алиса принесла нам чаю, потом мы пошли еще в столовую опять
пить чай с аккомпанементом котлет,
рыбы, дичи и фруктов.
Разве не разврат и не уродливость платить тысячу золотых монет за блюдо из птичьих мозгов или языков или за филе из
рыбы, не потому, чтоб эти блюда
были тоньше вкусом прочих, недорогих, а потому, что этих мозгов и
рыб не напасешься?
Мы зашли в лавку с фруктами, лежавшими грудами. Кроме ананасов и маленьких апельсинов, называемых мандаринами, все остальные
были нам неизвестны. Ананасы издавали свой пронзительный аромат, а от продавца несло чесноком, да тут же рядом, из лавки с съестными припасами, примешивался запах почти трупа от развешенных на солнце мяс, лежащей кучами
рыбы, внутренностей животных и еще каких-то предметов, которые не хотелось разглядывать.
Мы обрадовались, и адмирал принял предложение, а транспорт все-таки послал, потому что быков у японцев бить запрещено как полезный рабочий скот и они мяса не
едят, а все
рыбу и птиц, поэтому мы говядины достать в Японии не могли.
Японцев, кажется, не
было… ах, виноват —
были,
были: с
рыбой и раками.
Наши съезжали сегодня на здешний берег,
были в деревне у китайцев, хотели купить
рыбы, но те сказали, что и настоящий и будущий улов проданы. Невесело, однако, здесь. Впрочем, давно не
было весело: наш путь лежал или по английским портам, или у таких берегов, на которые выйти нельзя, как в Японии, или незачем, как здесь например.
Стол
был заставлен блюдами. «Кому
есть всю эту массу мяс, птиц,
рыб?» — вот вопрос, который представится каждому неангличанину и неамериканцу. Но надо знать, что в Англии и в Соединенных Штатах для слуг особенного стола не готовится; они
едят то же самое, что и господа, оттого нечего удивляться, что чуть не целые быки и бараны подаются на стол.
Конфекты
были — тертый горошек с сахарным песком, опять морковь, кажется, да еще что-то в этом роде, потом разные подобия
рыбы, яблока и т. п., все из красного и белого риса.
А это —
была не
рыба, как мне показалось сначала, а какая-то тесьма, видом похожая на вязигу.
В другой чашке
была похлебка с
рыбой, вроде нашей селянки. Я открыл, не помню, пятую или шестую чашку: в ней кусочек
рыбы плавал в чистом совершенно и светлом бульоне, как горячая вода. Я думал, что это уха, и проглотил ложки четыре, но мне показалось невкусно. Это действительно
была горячая вода — и больше ничего.
Помню, что
была жареная
рыба, вареные устрицы, а может
быть и моллюск какой-нибудь, похожий вкусом на устрицу.
Сзади всех подставок поставлена
была особо еще одна подставка перед каждым гостем, и на ней лежала целая жареная
рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я собирался придвинуть ее к себе и протянул
было руку, но второй полномочный заметил мое движение. «Эту
рыбу почти всегда подают у нас на обедах, — заметил он, — но ее никогда не
едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное блюдо и
было, да и то не
едят! Ох уж эти мне эмблемы да символы!
Слуга подходил ко всем и протягивал руку: я думал, что он хочет отбирать пустые чашки, отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал
было приниматься вторично за вареную
рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы
едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа
есть палочками.
Наконец кончился обед. Все унесли и чрез пять минут подали чай и конфекты в знакомых уже нам ящиках. Там
были подобия бамбуковых ветвей из леденца, лент, сердец, потом
рыбы, этой альфы и омеги японского стола, от нищего до вельможи, далее какой-то тертый горошек с сахарным песком и рисовые конфекты.
Чрез час каюты наши завалены
были ящиками: в большом
рыба, что подавали за столом, старая знакомая, в другом сладкий и очень вкусный хлеб, в третьем конфекты. «Вынеси
рыбу вон», — сказал я Фаддееву. Вечером я спросил, куда он ее дел? «Съел с товарищами», — говорит. «Что ж, хороша?» «
Есть душок, а хороша», — отвечал он.
Им подавали больше
рыбы, но переводчик сказал, что они ждут мяса, которое
едят, как редкость.
Прочие блюда
были из
рыбы или живности.
Далее
была похлебка из грибов, варенных целиком,
рыба с бульоном и под соусами, вареная зелень, раки и вареные устрицы, множество соленых и моченых овощей: все то же, что в первый раз, но со многими прибавлениями.
Рыба, с загнутым хвостом и головой,
была, как и в первый раз, тут же, но только гораздо больше прежней. Это красная толстая
рыба, называемая steinbrassen по-голландски, по-японски тай — лакомое блюдо у японцев; она и в самом деле хороша.
«У нас, — далее говорил он, — в Камчатке и других местах, около лежащих, много
рыбы, а соли нет; у вас
есть соль: давайте нам ее, и мы вам же
будем возить соленую
рыбу, которая составляет главную пищу в Японии.
Зачем употреблять вам все руки на возделывание риса? употребите их на добывание металлов, а рису вам привезут с Зондских островов — и вы
будете богаче…» — «Да, — прервал Кавадзи, вдруг подняв свои широкие веки, — хорошо, если б иностранцы возили
рыбу, стекло да рис и тому подобные необходимые предметы; а как они
будут возить вон этакие часы, какие вы вчера подарили мне, на которые у нас глаза разбежались, так ведь японцы вам отдадут последнее…» А ему подарили прекрасные столовые астрономические часы, где кроме обыкновенного циферблата обозначены перемены луны и вставлены два термометра.
Я опять с удовольствием
поел красной прессованной икры,
рыбы под соусом, съел две чашки горячего рису.
Его поблагодарили за доставку провизии, и особенно быков и
рыбы, и просили доставлять — разумеется, за деньги — вперед русским судам все, что понадобится. Между прочим, ему сказано, что так как на острове добывается соль, то может случиться, что суда
будут заходить за нею, за рисом или другими предметами: так нельзя ли завести торговлю?
Сегодня, 12-го, какая погода! Море еще у Лю-чу
было синее, а теперь, в тропиках, и подавно. Солнце печет иногда до утомления, как у нас бывает перед грозой. Теплота здесь напитана разными запахами; солнце проникает всюду. Появились летучие
рыбы, с сельдь величиною; они летают во множестве стаями и поодиночке.
Мы обедали в палатке; запах от кораллов так силен, что почти
есть нельзя. Обед весь состоял из
рыбы: уха, жареная
рыба и гомар чудовищных размеров и блестящих красок; но его оставили к ужину. Шея у него — самого чистого дикого цвета, как будто из шелковой материи, с коричневыми полосами; спина синяя, двуличневая, с блеском; усы в четверть аршина длиной, красноватые.
Тут, на шестах, раскинуты
были сети для
рыбы; текла речка аршина в два шириною.
У русских можно найти хлеб; родятся овощи, капуста, морковь, картофель, брюква, кое-где
есть коровы; можно иметь и молоко, сливки, также
рыбу, похожую на сиги.
В корзинке
была дичь: два тетерева, утка и прекрасная большая
рыба.
Для вас, не последних гастрономов, замечу, что здесь
есть превосходная
рыба — нельма, которая играла бы большую роль на петербургских обедах.