Неточные совпадения
Между моряками, зевая апатически, лениво смотрит «в безбрежную
даль» океана литератор, помышляя о
том, хороши ли гостиницы в Бразилии, есть ли прачки на Сандвичевых островах, на чем ездят в Австралии?
«Вот какое различие бывает во взглядах на один и
тот же предмет!» — подумал я в
ту минуту, а через месяц, когда, во время починки фрегата в Портсмуте, сдавали порох на сбережение в английское адмиралтейство, ужасно роптал, что огня не
дают и что покурить нельзя.
Дают одно блюдо: щи с солониной, с рыбой, с говядиной или кашицу; на ужин
то же, иногда кашу.
«Э! леший, черт, какую затрещину
дал!» — сказал он наконец, гладя
то спину,
то голову.
Не лучше ли, когда порядочные люди называют друг друга просто Семеном Семеновичем или Васильем Васильевичем, не одолжив друг друга ни разу, разве ненарочно, случайно, не ожидая ничего один от другого, живут десятки лет, не неся тяжеcти уз, которые несет одолженный перед одолжившим, и, наслаждаясь друг другом, если можно, бессознательно, если нельзя,
то как можно менее заметно, как наслаждаются прекрасным небом, чудесным климатом в такой стране, где
дает это природа без всякой платы, где этого нельзя ни
дать нарочно, ни отнять?
Еще оставалось бы сказать что-нибудь о
тех леди и мисс, которые, поравнявшись с вами на улице, дарят улыбкой или выразительным взглядом, да о портсмутских
дамах, продающих всякую всячину; но и
те и другие такие же, как у нас.
Молчит приказчик: купец, точно, с гривной
давал. Да как же барин-то узнал? ведь он не видел купца! Решено было, что приказчик поедет в город на
той неделе и там покончит дело.
Я не обогнул еще и четверти, а между
тем мне захотелось уже побеседовать с вами на необъятной
дали, среди волн, на рубеже Атлантического, Южнополярного и Индийского морей, когда вокруг все спит, кроме вахтенного офицера, меня и океана.
Тут пришли некоторые
дамы, в
том числе и его жена.
Решением этого вопроса решится и предыдущий,
то есть о
том, будут ли вознаграждены усилия европейца, удастся ли, с помощью уже недиких братьев, извлечь из скупой почвы, посредством искусства, все, что может только она
дать человеку за труд? усовершенствует ли он всеми средствами, какими обладает цивилизация, продукты и промыслы? возведет ли последние в степень систематического занятия туземцев? откроет ли или привьет новые отрасли, до сих пор чуждые стране?
Но португальский король Иоанн II, радуясь открытию нового, ближайшего пути в Индию,
дал мысу Бурь нынешнее его название. После
того посещали мыс, в 1497 году, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда, последний — с целью войти в торговые сношения с жителями. Но люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70 человек португальцев.
Вандик нарвал и
дал лошадям:
те тоже ели — больше никто.
Хозяйка, заметив, как встречает нас арабка, показала на нее, потом на свою голову и поводила пальцем по воздуху взад и вперед,
давая знать, что
та не в своем уме.
«Я всю возьму, — сказал я, — да и
то мало,
дайте еще».
Волнение ни
то ни се: не такое сильное, чтоб мешало жить, но беспокойное настолько, что не
давало ничем заняться, кроме чтения.
Мы через рейд отправились в город, гоняясь по дороге с какой-то английской яхтой, которая ложилась
то на правый,
то на левый галс, грациозно описывая круги. Но и наши матросы молодцы: в белых рубашках, с синими каймами по воротникам, в белых же фуражках, с расстегнутой грудью, они при слове «Навались!
дай ход!» разом вытягивали мускулистые руки, все шесть голов падали на весла, и, как львы, дерущие когтями землю, раздирали веслами упругую влагу.
Одни утверждают, что у китайцев вовсе нет чистого вкуса, что они насилуют природу, устраивая у себя в садах миньятюрные горы, озера, скалы, что давно признано смешным и уродливым; а один из наших спутников, проживший десять лет в Пекине, сказывал, что китайцы, напротив, вернее всех понимают искусство садоводства, что они прорывают скалы,
дают по произволу течение ручьям и устраивают все
то, о чем сказано, но не в таких жалких, а, напротив, грандиозных размерах и что пекинские богдыханские сады представляют неподражаемый образец в этом роде.
Куст этот, по объяснению хозяина, растет так сильно, что если ему
дать волю,
то года через два им покроется весь сад, и между
тем, кроме воды, ему никакой почвы не нужно.
Но… но П. А. Тихменев не
дает жить, даже в Индии и Китае, как хочется: он так подозрительно смотрит, когда откажешься за обедом от блюда баранины или свинины, от слоеного пирога —
того и гляди обидится и спросит: «Разве дурна баранина, черств пирог?» — или патетически воскликнет, обратясь ко всем: «Посмотрите, господа: ему не нравится стол!
Решились не допустить мачту упасть и в помощь ослабевшим вантам «заложили сейтали» (веревки с блоками). Работа кипела, несмотря на
то, что уж наступила ночь. Успокоились не прежде, как кончив ее. На другой день стали вытягивать самые ванты. К счастию, погода стихла и
дала исполнить это, по возможности, хорошо. Сегодня мачта почти стоит твердо; но на всякий случай заносят пару лишних вант, чтоб новый крепкий ветер не застал врасплох.
Но один потерпел при выходе какое-то повреждение, воротился и получил помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с людьми на берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного забрал всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх
того, две тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за
тем английский военный корабль
дал об этом знать на Сандвичевы острова и в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с судном, где-то в Новой Зеландии.
От островов Бонинсима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в
тех местах. Небо и море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее,
давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Да я ли один скучаю? Вон Петр Александрович сокрушительно вздыхает, не зная, как он будет продовольствовать нас:
дадут ли японцы провизии, будут ли возить свежую воду; а если и
дадут,
то по каким ценам? и т. п. От презервов многие «воротят носы», говорит он.
Но
тот ни на другой, ни на третий день не являлся, потом
дал знать, что нездоров.
Судя по
тому, как плохо были сшиты мои башмаки, я подозреваю, что их шил сам Фаддеев, хотя он и обещал
дать шить паруснику.
Правительство знает это, но, по крайней памяти, боится, что христианская вера вредна для их законов и властей. Пусть бы оно решило теперь, что это вздор и что необходимо опять сдружиться с чужестранцами. Да как? Кто начнет и предложит? Члены верховного совета? — Сиогун велит им распороть себе брюхо. Сиогун? — Верховный совет предложит ему уступить место другому. Микадо не предложит, а если бы и вздумал, так сиогун не сошьет ему нового халата и
даст два дня сряду обедать на одной и
той же посуде.
— «Где ты взял?» — «Китаец
дал…
то бишь японец».
Я видел наконец японских
дам:
те же юбки, как и у мужчин, закрывающие горло кофты, только не бритая голова, и у
тех, которые попорядочнее, сзади булавка поддерживает косу. Все они смуглянки, и куда нехороши собой! Говорят, они нескромно ведут себя — не знаю, не видал и не хочу чернить репутации японских женщин. Их нынче много ездит около фрегата: все некрасивые, чернозубые; большею частью смотрят смело и смеются; а
те из них, которые получше собой и понаряднее одеты, прикрываются веером.
Но это только при получении от банкиров, а в обращении он в сущности стоит все
то же,
то есть вам на него не
дадут товара больше
того, что
давали прежде.
Бог знает, когда бы кончился этот разговор, если б баниосам не подали наливки и не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных нет и что они будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром, а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не
дали договорить. «Если в субботу, — сказано им (а это было в среду), — они не приедут,
то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «а там делайте, как хотите», — прибавили они.
Мы на этот раз подошли к Нагасаки так тихо в темноте, что нас с мыса Номо и не заметили и стали
давать знать с батарей в город выстрелами о нашем приходе в
то время, когда уже мы становились на якорь.
Не
даст ли Бог нам сделать хотя первый и робкий шаг к
тому?
На последнее полномочные сказали, что
дадут знать о салюте за день до своего приезда. Но адмирал решил, не дожидаясь ответа о
том, примут ли они салют себе, салютовать своему флагу, как только наши катера отвалят от фрегата. То-то будет переполох у них! Все остальное будет по-прежнему,
то есть суда расцветятся флагами, люди станут по реям и — так далее.
Слуги между
тем продолжали ставить перед каждым гостем красные лакированные подставки, величиной со скамеечки, что
дамы ставят у нас под ноги.
Оно
тем более замечательно, что подарок сделан, конечно, с согласия и даже по повелению правительства, без воли которого ни один японец, кто бы он ни был, ни принять, ни
дать ничего не смеет.
«Что ж, нет у них лучше, или не может
дать сиогун?» Как нет! едва ли в Лионе делают материи лучше
тех, которые мы видели на платьях полномочных.
По-своему японцы
давали довольно, а
тем мало.
Когда мы ездили в Нагасаки, нам каждый день
давали в полдень закуску, а часа в три так называемый банкет,
то есть чай и конфекты.
За первым сидел мальчик лет шестнадцати и беспрестанно набивал ему трубку, а
тот давал ему подачки: бисквиты, наливку, которою его потчевали.
— Так, знаем, — отвечали они, — мы просим только раздавать сколько следует воды, а он
дает мало, без всякого порядка; бочки у него текут, вода пропадает, а он, отсюда до Золотой горы (Калифорнии), никуда не хочет заходить, между
тем мы заплатили деньги за переезд по семидесяти долларов с человека.
Мы
дали им сигар, отдали огниво, сверх
того я
дал старшему доллар.
Адмирал хотел отдать визит напакианскому губернатору, но он у себя принять не мог, а
дал знать, что примет, если угодно, в правительственном доме. Он отговаривался
тем, что у них частные сношения с иностранцами запрещены. Этим же объясняется, почему не хотел принять нас и нагасакский губернатор иначе как в казенном доме.
Он объявил, что за полтора пиастра в сутки
дает комнату со столом,
то есть с завтраком, обедом, ужином; что он содержит также и экипажи; что коляска и пара лошадей стоят в день два пиастра с половиной, а за полдня пиастр с четвертью; что завтракают у него в десять часов, обедают в четыре, а чай пьют и ужинают в восемь.
«Дай-ко я попробую здесь, — подумал я, — что за нужда, что ванны нет:
тем лучше, пол каменный!» И точно так же стал под дождь.
В губернаторе находят пока один недостаток: он слишком исполнен своего достоинства, гордится древностью рода и
тем, что жена его — первая штатс-дама при королеве, от этого он важничает, как петух…
Вдруг padre позвал его;
тот не слыхал, и padre
дал ему такого подзатыльника, что впору пирату такого
дать, а не пастырю.
Я с жадностью смотрел на это зрелище, за которое бог знает что
дали бы в Петербурге. Я был, так сказать, в первом ряду зрителей, и если б действующим лицом было не это тупое, крепко обтянутое непроницаемой кожей рыло, одаренное только способностью глотать,
то я мог бы читать малейшее ощущение страдания и отчаяния на сколько-нибудь более органически развитой физиономии.
От тяжести акулы и от усилий ее освободиться железный крюк начал понемногу разгибаться, веревка затрещала. Еще одно усилие со стороны акулы — веревка не выдержала бы, и акула унесла бы в море крюк, часть веревки и растерзанную челюсть. «Держи! держи! ташши скорее!» — раздавалось между
тем у нас над головой. «Нет, постой ташшить! — кричали другие, — оборвется;
давай конец!» (Конец — веревка, которую бросают с судна шлюпкам, когда пристают и в других подобных случаях.)
Передали записку третьему: «Пудди, пудди», — твердил
тот задумчиво. Отец Аввакум пустился в новые объяснения: старик долго и внимательно слушал, потом вдруг живо замахал рукой, как будто догадался, в чем дело. «Ну, понял наконец», — обрадовались мы. Старик взял отца Аввакума за рукав и, схватив кисть, опять написал: «Пудди». «Ну, видно, не хотят
дать», — решили мы и больше к ним уже не приставали.
Им
дали знать, чтоб они вошли на палубу; но когда они вошли,
то мы и не рады были посещению.