Неточные совпадения
И люди тоже,
даже незнакомые, в другое время недоступные, хуже судьбы, как будто сговорились уладить дело. Я был жертвой внутренней борьбы, волнений, почти изнемогал. «Куда это? Что я затеял?»
И на лицах других мне страшно было читать эти вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть все это, променять на что?
И в самом деле напрасно: во все время плавания я ни разу не почувствовал ни малейшей дурноты
и возбуждал зависть
даже в моряках.
А примут отлично, как хорошие знакомые;
даже самолюбию их будет приятно участие к их делу,
и они познакомят вас с ним с радушием
и самою изысканною любезностью.
Я думал, судя по прежним слухам, что слово «чай» у моряков есть только аллегория, под которою надо разуметь пунш,
и ожидал, что когда офицеры соберутся к столу, то начнется авральная работа за пуншем, загорится живой разговор, а с ним
и носы, потом кончится дело объяснениями в дружбе,
даже объятиями, — словом, исполнится вся программа оргии.
Отправляли службу, обедали, ужинали — все по свистку,
и даже по свистку веселились.
Ни на одной военной верфи не строят больших парусных судов;
даже старые переделываются на паровые. При нас в портсмутском адмиралтействе розняли уже совсем готовый корабль пополам
и вставили паровую машину.
«Вам что за дело?» — «Может быть, что-нибудь насчет стола, находите, что это нехорошо, дорого, так снимите с меня эту обязанность: я ценю ваше доверие, но если я мог возбудить подозрения, недостойные вас
и меня, то я готов отказаться…» Он
даже встанет, положит салфетку, но общий хохот опять усадит его на место.
Уж я теперь забыл, продолжал ли Фаддеев делать экспедиции в трюм для добывания мне пресной воды, забыл
даже, как мы провели остальные пять дней странствования между маяком
и банкой; помню только, что однажды, засидевшись долго в каюте, я вышел часов в пять после обеда на палубу —
и вдруг близехонько увидел длинный, скалистый берег
и пустые зеленые равнины.
Теперь еще у меня пока нет ни ключа, ни догадок, ни
даже воображения: все это подавлено рядом опытов, более или менее трудных, новых, иногда не совсем занимательных, вероятно, потому, что для многих из них нужен запас свежести взгляда
и большей впечатлительности: в известные лета жизнь начинает отказывать человеку во многих приманках, на том основании, на каком скупая мать отказывает в деньгах выделенному сыну.
Теперь нужно только спросить: к чему же этот ряд новых опытов выпал на долю человека, не имеющего запаса свежести
и большей впечатлительности, который не может ни с успехом воспользоваться ими, ни оценить, который
даже просто устал выносить их?
Когда захотят похвастаться другом, как хвастаются китайским сервизом или дорогою собольей шубой, то говорят: «Это истинный друг»,
даже выставляют цифру XV, XX, XXX-летний друг
и таким образом жалуют друг другу знак отличия
и составляют ему очень аккуратный формуляр.
Как я обрадовался вашим письмам —
и обрадовался бескорыстно! в них нет ни одной новости,
и не могло быть: в какие-нибудь два месяца не могло ничего случиться;
даже никто из знакомых не успел выехать из города или приехать туда.
Даже иная рабочая лошадь так тихо
и важно выступает, как барин.
Известно, как англичане уважают общественные приличия. Это уважение к общему спокойствию, безопасности, устранение всех неприятностей
и неудобств — простирается
даже до некоторой скуки. Едешь в вагоне, народу битком набито, а тишина, как будто «в гробе тьмы людей», по выражению Пушкина.
Законы против воров многи
и строги, а Лондон считается, между прочим, образцовою школою мошенничества,
и воров числится там несколько десятков тысяч;
даже ими, как товарами, снабжается континент,
и искусство запирать замки спорит с искусством отпирать их.
Англичанки большею частью высоки ростом, стройны, но немного горды
и спокойны, — по словам многих,
даже холодны.
Не мешая ни глубокому образованию,
даже учености, никакому специальному направлению, оно выработывает много хороших сторон, не дает глохнуть порядочным качествам, образует весь характер
и, между прочим, учит скрывать не одни свои недостатки, но
и достоинства, что гораздо труднее.
Он внес на чужие берега свой костромской элемент
и не разбавил его ни каплей чужого. На всякий обычай, непохожий на свой, на учреждение он смотрел как на ошибку, с большим недоброжелательством
и даже с презрением.
Каждый день прощаюсь я с здешними берегами, поверяю свои впечатления, как скупой поверяет втихомолку каждый спрятанный грош. Дешевы мои наблюдения, немного выношу я отсюда, может быть отчасти
и потому, что ехал не сюда, что тороплюсь все дальше. Я
даже боюсь слишком вглядываться, чтоб не осталось сору в памяти. Я охотно расстаюсь с этим всемирным рынком
и с картиной суеты
и движения, с колоритом дыма, угля, пара
и копоти. Боюсь, что образ современного англичанина долго будет мешать другим образам…
Хозяин мирно почивает; он не проснулся, когда посланная от барыни Парашка будить к чаю, после троекратного тщетного зова, потолкала спящего хотя женскими, но довольно жесткими кулаками в ребра;
даже когда слуга в деревенских сапогах, на солидных подошвах, с гвоздями, трижды входил
и выходил, потрясая половицы.
Барин помнит
даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно, во сне приснится покупщик,
и цена тоже. Недаром долго спит.
И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену
и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета, как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
Даже барыня, исполняя евангельскую заповедь
и проходя сквозь бесконечный ряд нищих от обедни, тратит на это всего каких-нибудь рублей десять в год.
А вот тут вынимается сто рублей: стыдно же написать при всех двадцать пять,
даже пятьдесят, когда Осип Осипыч
и Михайло Михайлыч написали по сту.
За столом дед сидел подле меня
и был очень весел; он
даже предложил мне выпить вместе рюмку вина по случаю вступления в океан.
Странно,
даже досадно было бы, если б дело обошлось так тихо
и мирно, как где-нибудь в Финском заливе.
Трудно было
и обедать: чуть зазеваешься, тарелка наклонится,
и ручей супа быстро потечет по столу до тех пор, пока обратный толчок не погонит его назад. Мне уж становилось досадно: делать ничего нельзя,
даже читать. Сидя ли, лежа ли, а все надо думать о равновесии, упираться то ногой, то рукой.
Это был просторный, удобный,
даже роскошный, кабинет. Огромный платяной шкап орехового дерева, большой письменный стол с полками, пьянино, два мягкие дивана
и более полудюжины кресел составляли его мебель. Вот там-то, между шкапом
и пьянино, крепко привинченными к стене
и полу, была одна полукруглая софа, представлявшая надежное убежище от кораблекрушения.
«Пробовал, — сказал я, — без пользы,
даже со вредом
и для себя,
и для мебели.
Не помню, кто-то из путешественников говорил, что город нечист, — неправда, он очень опрятен, а белизна стен
и кровель придают ему
даже более нежели опрятный вид.
Но пора кончить это письмо… Как? что?.. А что ж о Мадере: об управлении города, о местных властях, о числе жителей, о количестве выделываемого вина, о торговле: цифры, факты — где же все? Вправе ли вы требовать этого от меня? Ведь вы просили писать вам о том, что я сам увижу, а не то, что написано в ведомостях, таблицах, календарях. Здесь все, что я видел в течение 10-ти или 12-ти часов пребывания на Мадере. Жителей всех я не видел, властей тоже
и даже не успел хорошенько посетить ни одного виноградника.
Может быть, оттого особенно
и поразительно, что
и у нас есть свои пустыни,
и сухость воздуха,
и грозная безжизненность, наконец, вечная зелень сосен,
и даже 40 градусов.
Матросы наши мифологии не знают
и потому не только не догадались вызвать Нептуна,
даже не поздравили нас со вступлением в его заветные владения
и не собрали денежную или винную дань, а мы им не напомнили,
и день прошел скромно.
Вы сидите под защитой маркизы на балконе,
и все прячется под кров,
даже птицы, только стрекозы отважно реют над колосьями.
В этом климате сиеста необходима; на севере в самый жаркий день вы легко просидите в тени, не устанете
и не изнеможете,
даже займетесь делом.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые
и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать,
даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Скудная зелень едва смягчает угрюмость пейзажа. Сады из кедров, дубов, немножко тополей, немножко виноградных трельяжей, кое-где кипарис
и мирт да заборы из колючих кактусов
и исполинских алоэ, которых корни обратились в древесину, — вот
и все. Голо, уединенно, мрачно. В городе, однако ж, есть несколько весьма порядочных лавок; одну из них, помещающуюся в отдельном домике, можно назвать
даже богатою.
Не только честный человек, но
и вор,
даже любовник, не перелезут через такой забор: миллион едва заметных глазу игл вонзится в руку.
Мы видели
даже несколько очень бедных рыбачьих хижин, по дороге от Саймонстоуна до Капштата, построенных из костей выброшенных на берег китов
и других животных.
Вот, например, на одной картинке представлена драка солдат с контрабандистами: герои режут
и колют друг друга, а лица у них сохраняют такое спокойствие, какого в подобных случаях не может быть
даже у англичан, которые тут изображены, что
и составляет истинный комизм такого изображения.
Перед одним кусок баранины, там телятина,
и почти все au naturel, как
и любят англичане, жаркое, рыба, зелень
и еще карри, подаваемое ежедневно везде, начиная с мыса Доброй Надежды до Китая, особенно в Индии; это говядина или другое мясо, иногда курица, дичь, наконец,
даже раки
и особенно шримсы, изрезанные мелкими кусочками
и сваренные с едким соусом, который составляется из десяти или более индийских перцев.
Экипажи как будто сейчас из мастерской: ни одного нет
даже старого фасона, все выкрашены
и содержатся чрезвычайно чисто.
Сильные
и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией
и войною, углубились далеко внутрь; другие, послабее
и посмирнее, теснимые первыми изнутри
и европейцами от берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств
и оружия
и идут в услужение к европейцам, разделяя их образ жизни, пищу, обычаи
и даже религию, несмотря на то, что в 1834 г. они освобождены от рабства
и, кажется, могли бы выбрать сами себе место жительства
и промысл.
Голландцы продолжали распространяться внутрь, не встречая препятствий, потому что кафры, кочуя по пустым пространствам, не успели еще сосредоточиться в одном месте. Им
даже нравилось соседство голландцев, у которых они могли воровать скот, по наклонности своей к грабежу
и к скотоводству как к промыслу, свойственному всем кочующим народам.
Движение это было так единодушно, что многие
даже из соседних к Капштату голландцев бросили свои фермы, не дождавшись продажи их с аукциона,
и удалились с своими соотечественниками.
Это род тайного совета губернатора, который, впрочем, сам не только не подчинен ни тому, ни другому советам, но он может
даже пустить предложенный им закон в ход, хотя бы Законодательный совет
и не одобрил его,
и применять до утверждения английского колониального министра.
По стенам
даже ползали не знакомые нам насекомые, не родные клопы
и тараканы, а какие-то длинные жуки со множеством ног.
Лошади бежали бодрее,
даже Вандик сидел ясен
и свеж, как майский цветок, сказал бы я в северном полушарии, а по-здешнему надо сказать — сентябрьский.
К обеду мы подъехали к прекрасной речке, обстановленной такими пейзажами, что
даже сам приличный
и спокойный Вандик с улыбкой указал нам на один живописный овраг, осененный деревьями. «Very nice place!» («Прекрасное место!») — заметил он.
Как бы, кажется, не поломать тут колес
и даже ребер
и как самым мирным лошадям не потерять терпение
и не взбеситься, карабкаясь то на горб, то оступаясь в яму?
Чрез полчаса стол опустошен был до основания. Вино было старый фронтиньяк, отличное. «Что это, — ворчал барон, —
даже ни цыпленка! Охота таскаться по этаким местам!» Мы распрощались с гостеприимными, молчаливыми хозяевами
и с смеющимся доктором. «Я надеюсь с вами увидеться, — кричал доктор, — если не на возвратном пути, так я приеду в Саймонстоун: там у меня служит брат, мы вместе поедем на самый мыс смотреть соль в горах, которая там открылась».