Неточные совпадения
Вам хочется знать, как я вдруг из своей покойной комнаты, которую оставлял только
в случае крайней надобности и всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно морей, как, избалованнейший из всех вас городскою жизнию, обычною суетой дня и мирным спокойствием ночи, я вдруг,
в один день,
в один
час, должен был ниспровергнуть этот порядок и ринуться
в беспорядок жизни моряка?
Бывало, не заснешь, если
в комнату ворвется большая муха и с буйным жужжаньем носится, толкаясь
в потолок и
в окна, или заскребет мышонок
в углу; бежишь от окна, если от него дует, бранишь дорогу, когда
в ней есть ухабы, откажешься ехать на вечер
в конец города под предлогом «далеко ехать», боишься пропустить урочный
час лечь спать; жалуешься, если от супа пахнет дымом, или жаркое перегорело, или вода не блестит, как хрусталь…
Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль,
в неизвестное будущее: английский лоцман,
в синей куртке,
в кожаных панталонах, с красным лицом, да русский штурман, с знаком отличия беспорочной службы, указывают пальцем путь кораблю и безошибочно назначают день и
час его прибытия.
Части света быстро сближаются между собою: из Европы
в Америку — рукой подать; поговаривают, что будут ездить туда
в сорок восемь
часов, — пуф, шутка конечно, но современный пуф, намекающий на будущие гигантские успехи мореплавания.
Скорей же, скорей
в путь! Поэзия дальних странствий исчезает не по дням, а по
часам. Мы, может быть, последние путешественники,
в смысле аргонавтов: на нас еще, по возвращении, взглянут с участием и завистью.
Да, несколько
часов пробыть на море скучно, а несколько недель — ничего, потому что несколько недель уже есть капитал, который можно употребить
в дело, тогда как из нескольких
часов ничего не сделаешь.
Уж я теперь забыл, продолжал ли Фаддеев делать экспедиции
в трюм для добывания мне пресной воды, забыл даже, как мы провели остальные пять дней странствования между маяком и банкой; помню только, что однажды, засидевшись долго
в каюте, я вышел
часов в пять после обеда на палубу — и вдруг близехонько увидел длинный, скалистый берег и пустые зеленые равнины.
До пяти или до шести
часов я нехотя купался
в этой толпе, тщетно стараясь добраться до какого-нибудь берега.
Перед четырехаршинными зеркальными стеклами можно стоять по целым
часам и вглядываться
в эти кучи тканей, драгоценных камней, фарфора, серебра.
Я
в разное время, начиная от пяти до восьми
часов, обедал
в лучших тавернах, и почти никогда менее двухсот человек за столом не было.
Утром мы все четверо просыпались
в одно мгновение, ровно
в восемь
часов, от пушечного выстрела с «Экселента», другого английского корабля, стоявшего на мертвых якорях, то есть неподвижно,
в нескольких саженях от нас.
Впрочем, все эти города можно обойти
часа в два.
Как он глумился, увидев на
часах шотландских солдат, одетых
в яркий, блестящий костюм, то есть
в юбку из клетчатой шотландской материи, но без панталон и потому с голыми коленками!
Будильника нет
в комнате, но есть дедовские
часы: они каждый
час свистеньем, хрипеньем и всхлипываньем пробуют нарушить этот сон — и все напрасно.
Я ахнул: платье, белье, книги,
часы, сапоги, все мои письменные принадлежности, которые я было расположил так аккуратно по ящикам бюро, — все это
в кучке валялось на полу и при каждом толчке металось то направо, то налево.
Время идет медленно: его измеряешь не
часами, а ровными, тяжелыми размахами судна и глухими ударами волн
в бока и корму.
18-го января,
в осьмой день по выходе из Англии,
часов в 9-ть утра, кто-то постучался ко мне
в дверь.
Был
час одиннадцатый утра, когда мы сели
в консульскую шлюпку.
«Не опоздайте же к обеду:
в 4
часа!» — кричал мне консул, когда я,
в ожидании паланкина, пошел по улице пешком.
Кажется, ни за что не умрешь
в этом целебном, полном неги воздухе,
в теплой атмосфере, то есть не умрешь от болезни, а от старости разве, и то когда заживешь чужой век. Однако здесь оканчивает жизнь дочь бразильской императрицы, сестра царствующего императора. Но она прибегла к целительности здешнего воздуха уже
в последней крайности, как прибегают к первому знаменитому врачу — поздно: с
часу на
час ожидают ее кончины.
Но пора кончить это письмо… Как? что?.. А что ж о Мадере: об управлении города, о местных властях, о числе жителей, о количестве выделываемого вина, о торговле: цифры, факты — где же все? Вправе ли вы требовать этого от меня? Ведь вы просили писать вам о том, что я сам увижу, а не то, что написано
в ведомостях, таблицах, календарях. Здесь все, что я видел
в течение 10-ти или 12-ти
часов пребывания на Мадере. Жителей всех я не видел, властей тоже и даже не успел хорошенько посетить ни одного виноградника.
22 января Л. А. Попов, штурманский офицер, за утренним чаем сказал: «Поздравляю: сегодня
в восьмом
часу мы пересекли Северный тропик». — «А я ночью озяб», — заметил я. «Как так?» — «Так, взял да и озяб: видно, кто-нибудь из нас охладел, или я, или тропики. Я лежал легко одетый под самым люком, а «ночной зефир струил эфир» прямо на меня».
Выйдешь из каюты на полчаса дохнуть ночным воздухом и простоишь
в онемении два-три
часа, не отрывая взгляда от неба, разве глаза невольно сами сомкнутся от усталости.
Но 3-го числа,
в 8
часов утра, дед донес начальству, что мы уже
в южном полушарии:
в пять
часов фрегат пересек экватор
в 18° западной долготы.
Солнце уж высоко; жар палит:
в деревне вы не пойдете
в этот
час ни рожь посмотреть, ни на гумно.
После обеда,
часу в третьем, вызывались музыканты на ют, и мотивы Верди и Беллини разносились по океану.
Часу в пятом купали команду.
А где Витул, где Фаддеев? марш
в воду! позвать всех коков (поваров) сюда и перекупать их!»
В шестом
часу, по окончании трудов и сьесты, общество плавателей выходило наверх освежиться, и тут-то широко распахивалась душа для страстных и нежных впечатлений, какими дарили нас невиданные на севере чудеса.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут к обеду,
в котором
часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались
в смоле.
Наконец 10 марта,
часу в шестом вечера, идучи снизу по трапу, я взглянул вверх и остолбенел: гора так и лезет на нас.
У адмиралтейства английский солдат стоит на
часах,
в заливе качается английская же эскадра.
Мы провели с
час, покуривая сигару и глядя
в окно на корабли,
в том числе на наш, на дальние горы; тешились мыслью, что мы
в Африке.
День был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей; улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво
в полуденный
час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими елями, наклоненными
в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на город и залив.
На
вcяком шагу бросаются
в глаза богатые магазины сукон, полотен, материй,
часов, шляп; много портных и ювелиров, словом — это уголок Англии.
Устав и наглядевшись всего, мы
часов в шесть воротились
в гостиницу.
Часов в десять взошла луна и осветила залив. Вдали качались тихо корабли, направо белела низменная песчаная коса и темнели груды дальних гор.
На другой день утром,
часов в 8, кто-то стучит
в дверь.
Просили приехать
в два
часа.
В два
часа явились перед крыльцом две кареты; каждая запряжена была четверкой, по две
в ряд.
Часов в пять пустились дальше. Дорога некоторое время шла все по той же болотистой долине. Мы хотя и оставили назади, но не потеряли из виду Столовую и Чертову горы. Вправо тянулись пики, идущие от Констанской горы.
Часов в десять утра мы приехали
в местечко Соммерсет, длинным рядом построившееся у самой дороги, у подошвы горы.
Стелленбош славится
в колонии своею зеленью, фруктами и здоровым воздухом. От этого сюда стекаются инвалиды и иностранцы, нанимают домы и наслаждаются тенью и прогулками.
В неделю два раза ходят сюда из Капштата омнибусы; езды всего по прямой дороге
часов пять. Окрестности живописны: все холмы и долины. Почва состоит из глины, наносного ила, железняка и гранита.
И нынче еще упорный
в ненависти к англичанам голландский фермер, опустив поля шляпы на глаза,
в серой куртке, трясется верст сорок на кляче верхом, вместо того чтоб сесть
в омнибус, который, за три шилинга,
часа в четыре, привезет его на место.
Часов в пять, когда жара спала, все оживилось: жалюзи открылись; на крыльцах появилось много добрых голландских фигур, мужских и женских.
На ночь нас развели по разным комнатам. Но как особых комнат было только три, и
в каждой по одной постели, то пришлось по одной постели на двоих. Но постели таковы, что на них могли бы лечь и четверо. На другой день,
часу в восьмом, Ферстфельд явился за нами
в кабриолете, на паре прекрасных лошадей.
Они напоминают те каскады, которые делают из стекла
в столовых
часах.
Часу в пятом мы распрощались с девицами и с толстой их ма, которая явилась после обеда получить деньги, и отправились далее, к местечку Веллингтону, принадлежащему к Паарльскому округу и отстоящему от Паарля на девять английских миль.
Наши еще разговаривали с Беном, когда мы пришли. Зеленый, по обыкновению, залег спать с восьми
часов и проснулся только поесть винограду за ужином. Мы поужинали и легли. Здесь было немного комнат, и те маленькие.
В каждой было по две постели, каждая для двоих.
Часа в три пустились дальше. Дорога шла теперь по склону, и лошади бежали веселее. Ущелье все расширялось, открывая горизонт и дальние места.
Кругом горы теряли с каждым шагом угрюмость, и мы незаметно выехали из ущелья, переехали речку, мостик и
часов в пять остановились на полчаса у маленькой мызы Клейнберг.