Неточные совпадения
Кое-как добрался я до своей каюты,
в которой не был со вчерашнего дня, отворил
дверь и не вошел — все эти термины теряют значение
в качку — был втиснут толчком
в каюту и старался удержаться на ногах, упираясь кулаками
в обе противоположные
стены.
От нечего делать я оглядывал
стены и вдруг вижу: над
дверью что-то ползет, дальше на потолке тоже, над моей головой, кругом по
стенам,
в углах — везде. «Что это?» — спросил я слугу-португальца. Он отвечал мне что-то — я не понял. Я подошел ближе и разглядел, что это ящерицы, вершка
в полтора и два величиной. Они полезны
в домах, потому что истребляют насекомых.
Из просторных сеней с резными
дверями мы поднялись по деревянной, устланной циновками лестнице вверх,
в полумрачные от жалюзи комнаты, сообщающиеся круглыми
дверьми. Везде
стены и мебель тонкой резной работы, золоченые ширмы, длинные крытые галереи со всеми затеями утонченной роскоши; бронза, фарфор; по
стенам фигуры, арабески.
Она была очень ярко убрана:
стены в ней, или, по-морскому, переборки, и
двери были красного дерева, пол, или палуба, устлана ковром; на окнах красные и зеленые драпри.
Неточные совпадения
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на
стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными
дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали
в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Почти
в одно и то же время вошли: хозяйка с освеженною прической и освеженным лицом из одной
двери и гости из другой
в большую гостиную с темными
стенами, пушистыми коврами и ярко освещенным столом, блестевшим под огнями
в свеч белизною скатерти, серебром самовара и прозрачным фарфором чайного прибора.
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх,
в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом
дверь и толстую старуху
в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!»
В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому
в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые
стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками
в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Но прежде необходимо знать, что
в этой комнате было три стола: один письменный — перед диваном, другой ломберный — между окнами у
стены, третий угольный —
в углу, между
дверью в спальню и
дверью в необитаемый зал с инвалидною мебелью.
На другой
стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча. На третьей
стене,
в середине которой была
дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна — изрезанная, наша, другая — новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой — черная доска, на которой кружками отмечались наши большие проступки и крестиками — маленькие. Налево от доски был угол,
в который нас ставили на колени.