Неточные совпадения
Опять появились слуги: каждый нес лакированную деревянную подставку, с трубкой, табаком, маленькой глиняной жаровней, с горячими углями и пепельницей, и тем же порядком ставили перед нами. С этим еще было труднее
возиться. Японцам хорошо, сидя
на полу и в просторном платье, проделывать все эти штуки: набивать трубку, закуривать углем, вытряхивать пепел; а нам каково со стула? Я опять вспомнил угощенье Лисицы и Журавля.
Одни из них
возятся около волов, другие работают по
полям и огородам, третьи сидят в лавочке и продают какую-нибудь дрянь; прочие покупают ее, едят, курят, наконец, многие большею частью сидят кучками всюду
на улице, в садах, в переулках, в
поле и почти все с петухом под мышкой.
Мне страшно; они
возятся на полу около отца, задевают его, стонут и кричат, а он неподвижен и точно смеется. Это длилось долго — возня на полу; не однажды мать вставала на ноги и снова падала; бабушка выкатывалась из комнаты, как большой черный мягкий шар; потом вдруг во тьме закричал ребенок.
Так, с трудом находя слова, прерывая беседу длительными паузами, они говорили до поры, пока келейник принёс самовар, душистый липовый мёд и тёплый хлеб, от которого ещё поднимался хмельной парок. Внимательно смотрели, как белобрысый келейник неуклюже
возился на полу, вскрывая крышку ящика. Пётр поставил на стол банку свежей икры, две бутылки.
Старик крякнул, взял шапку и пошел к старосте. Уже темнело. Антип Седельников паял что-то около печи, надувая щеки; было угарно. Дети его, тощие, неумытые, не лучше чикильдеевских,
возились на полу; некрасивая, весноватая жена с большим животом мотала шелк. Это была несчастная, убогая семья, и только один Антип выглядел молодцом и красавцем. На скамье в ряд стояло пять самоваров. Старик помолился на Баттенберга и сказал:
Тина насмешливо присела и показала зеркалу язык. Потом она обернулась к другой сестре, Татьяне Аркадьевне, около которой
возилась на полу модистка, подметывая на живую нитку низ голубой юбки, и затараторила:
Неточные совпадения
У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасичник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), — у нас,
на хуторах,
водится издавна: как только окончатся работы в
поле, мужик залезет отдыхать
на всю зиму
на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей
на небе, ни груш
на дереве не увидите более, — тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалеча, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум…
Да, так свежее и чище, перестали
возиться темные, грязные тени,
на пол легли светло-голубые пятна, золотые искры загорелись
на стеклах окна.
Это настоящая степная птичка и хотя очень любит хлебный корм и хлебные
поля, особенно засеянные просом, но
водится изобильно и постоянно держится в настоящих степных местах, где иногда
на далекое расстояние вовсе нет пашни.
Тудаки
водятся, то есть выводят детей, непременно в степи настоящей, еще не тронутой сохою, [Есть охотники, которые утверждают противное, но я, убежденный примером других птиц, не верю, чтобы дрофа вила гнездо и выводила детей в молодых хлебах, но, вероятно, она немедленно перемещается туда с своими цыплятами] но летают кормиться везде:
на залежи озими к хлебные
поля.
Стрепет
водится, то есть выводит детей, непременно в степи, но летает кормиться и даже постоянно держится везде
на полях: весной по жнивыо, по молодым хлебам и залежам, а к осени по скошенным лугам, когда начнет подрастать
на них молодая отава, и по озимям.