Неточные совпадения
На другой день, когда я вышел
на улицу, я
был в большом недоумении: надо
было начать путешествовать в чужой стороне, а я еще не решил как.
Я в памяти своей никак не мог сжать в один узел всех заслуг покойного дюка, оттого (к стыду моему)
был холоден к его кончине, даже еще (прости мне, Господи!) подосадовал
на него, что он помешал мне торжественным шествием по
улицам, а пуще всего мостками, осмотреть, что хотелось.
Вы, Николай Аполлонович, с своею инвалидною бородой
были бы здесь невозможны: вам, как только бы вы вышли
на улицу, непременно подадут милостыню.
Между тем этот нравственный народ по воскресеньям
ест черствый хлеб, не позволяет вам в вашей комнате заиграть
на фортепиано или засвистать
на улице.
Я пробовал пойти наверх или «
на улицу», как я называл верхнюю палубу, но ходить
было нельзя.
По крайней мере со мной, а с вами, конечно, и подавно, всегда так
было: когда фальшивые и ненормальные явления и ощущения освобождали душу хоть
на время от своего ига, когда глаза, привыкшие к стройности
улиц и зданий,
на минуту, случайно, падали
на первый болотный луг,
на крутой обрыв берега, всматривались в чащу соснового леса с песчаной почвой, — как полюбишь каждую кочку, песчаный косогор и поросшую мелким кустарником рытвину!
На площади
были два-три довольно большие каменные дома, казенные, и, между прочим, гауптвахта; далее шла
улица.
Идучи по
улице, я заметил издали, что один из наших спутников вошел в какой-то дом. Мы шли втроем. «Куда это он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к дому и вошли
на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами. В углу, под навесом, привязан
был осел, и тут же лежала свинья, но такая жирная, что не могла встать
на ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай, каких привозят иногда
на петербургскую биржу.
День
был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей;
улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво в полуденный час и казались вызолоченными от жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими
елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы
на город и залив.
Дорогой навязавшийся нам в проводники малаец принес нам винограду. Мы пошли назад все по садам, между огромными дубами, из рытвины в рытвину, взобрались
на пригорок и, спустившись с него, очутились в городе. Только что мы вошли в
улицу, кто-то сказал: «Посмотрите
на Столовую гору!» Все оглянулись и остановились в изумлении: половины горы не
было.
Мы пошли по
улицам, зашли в контору нашего банкира, потом в лавки. Кто покупал книги, кто заказывал себе платье, обувь, разные вещи. Книжная торговля здесь довольно значительна; лавок много; главная из них, Робертсона, помещается
на большой
улице. Здесь
есть своя самостоятельная литература. Я видел много периодических изданий, альманахов, стихи и прозу, карты и гравюры и купил некоторые изданные здесь сочинения собственно о Капской колонии. В книжных лавках продаются и все письменные принадлежности.
Мы быстро мчались из одного сада в другой, то
есть из
улицы в
улицу, переезжая с холма
на холм.
Другая видна
была вправо от большой
улицы,
на площадке; но та
была заперта.
Здесь Бен показал себя и живым собеседником: он
пел своим фальцетто шотландские и английские песни
на весь Устер, так что я видел сквозь жалюзи множество глаз, смотревших с
улицы на наш пир.
Мы не верили глазам, глядя
на тесную кучу серых, невзрачных, одноэтажных домов. Налево, где я предполагал продолжение города, ничего не
было: пустой берег, маленькие деревушки да отдельные, вероятно рыбачьи, хижины. По мысам, которыми замыкается пролив, все те же дрянные батареи да какие-то низенькие и длинные здания, вроде казарм. К берегам жмутся неуклюжие большие лодки. И все завешено: и домы, и лодки, и
улицы, а народ, которому бы очень не мешало завеситься, ходит уж чересчур нараспашку.
Дом американского консула Каннингама, который в то же время и представитель здесь знаменитого американского торгового дома Россель и Ко, один из лучших в Шанхае. Постройка такого дома обходится ‹в› 50 тысяч долларов. Кругом его парк, или, вернее, двор с деревьями. Широкая веранда опирается
на красивую колоннаду. Летом, должно
быть, прохладно: солнце не ударяет в стекла, защищаемые посредством жалюзи. В подъезде, под навесом балкона, стояла большая пушка, направленная
на улицу.
В. А. Корсаков, который способен
есть все не морщась, что попадет под руку, — китовину, сивуча, что хотите, пробует все с редким самоотвержением и не нахвалится. Много разных подобных лакомств, орехов, пряников, пастил и т. п. продается
на китайских
улицах.
В предместье мы опять очутились в чаду китайской городской жизни; опять охватили нас разные запахи, в ушах раздавались крики разносчиков, трещанье и шипенье кухни, хлопанье
на бумагопрядильнях. Ах, какая духота! вон, вон, скорей
на чистоту, мимо интересных сцен! Однако ж я успел заметить, что у одной лавки купец, со всеми признаками неги, сидел
на улице, зажмурив глаза, а жена чесала ему седую косу. Другие у лавок
ели, брились.
Одни из них возятся около волов, другие работают по полям и огородам, третьи сидят в лавочке и продают какую-нибудь дрянь; прочие покупают ее,
едят, курят, наконец, многие большею частью сидят кучками всюду
на улице, в садах, в переулках, в поле и почти все с петухом под мышкой.
Штиль, погода прекрасная: ясно и тепло; мы лавируем под берегом. Наши
на Гото пеленгуют берега. Вдали видны японские лодки;
на берегах никакой растительности. Множество красной икры, точно толченый кирпич, пятнами покрывает в разных местах море. Икра эта сияет по ночам нестерпимым фосфорическим блеском. Вчера свет так
был силен, что из-под судна как будто вырывалось пламя; даже
на парусах отражалось зарево; сзади кормы стелется широкая огненная
улица; кругом темно; невстревоженная вода не светится.
Но все еще пустая Лена; кое-где
на лугах видны большие кучи снегу — это стога сена; кое-где три-четыре двора,
есть хижины, буквально заваленные снегом, с отверстиями, то
есть окошками, в которых вставлены льдины вместо стекол: ничего, тепло, только
на улицу ничего не видать.
Неточные совпадения
Городничий. Ступай
на улицу… или нет, постой! Ступай принеси… Да другие-то где? неужели ты только один? Ведь я приказывал, чтобы и Прохоров
был здесь. Где Прохоров?
Хотя
был всего девятый час в начале, но небо до такой степени закрылось тучами, что
на улицах сделалось совершенно темно.
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись,
на улицу и во множестве разбросал листочки,
на которых
был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Ранним утром выступил он в поход и дал делу такой вид, как будто совершает простой военный променад. [Промена́д (франц.) — прогулка.] Утро
было ясное, свежее, чуть-чуть морозное (дело происходило в половине сентября). Солнце играло
на касках и ружьях солдат; крыши домов и
улицы были подернуты легким слоем инея; везде топились печи и из окон каждого дома виднелось веселое пламя.
Но солдатики в трубы трубили, песни
пели, носками сапогов играли, пыль столбом
на улицах поднимали и всё проходили, всё проходили.