Неточные совпадения
«Я понял бы ваши слезы,
если б это были слезы зависти, — сказал я, —
если б вам было жаль, что на мою,
а не на вашу долю выпадает быть там, где из нас почти никто не бывает, видеть чудеса, о которых здесь и мечтать трудно, что мне открывается вся великая книга, из которой едва кое-кому удается прочесть первую страницу…» Я говорил ей хорошим слогом.
Это от непривычки:
если б пароходы существовали несколько тысяч лет,
а парусные суда недавно, глаз людской, конечно, находил бы больше поэзии в этом быстром, видимом стремлении судна, на котором не мечется из угла в угол измученная толпа людей, стараясь угодить ветру,
а стоит в бездействии, скрестив руки на груди, человек, с покойным сознанием, что под ногами его сжата сила, равная силе моря, заставляющая служить себе и бурю, и штиль.
Туманы бывают
если не каждый день, то через день непременно; можно бы, пожалуй, нажить сплин; но они не русские,
а я не англичанин: что же мне терпеть в чужом пиру похмелье?
Если путешествуешь не для специальной цели, нужно, чтобы впечатления нежданно и незванно сами собирались в душу;
а к кому они так не ходят, тот лучше не путешествуй.
Еще они могли бы тоже принять в свой язык нашу пословицу: не красна изба углами,
а красна пирогами,
если б у них были пироги,
а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то в этом роде.
Особенно в белье; скатерти — ослепительной белизны,
а салфетки были бы тоже,
если б они были, но их нет, и вам подадут салфетку только по настойчивому требованию — и то не везде.
Светское воспитание,
если оно в самом деле светское,
а не претензия только на него, не так поверхностно, как обыкновенно думают.
Это напоминает немного сказку об Иване-царевиче, в которой на перекрестке стоит столб с надписью: «
Если поедешь направо, волки коня съедят, налево — самого съедят,
а прямо — дороги нет».
Если еще при попутном ветре, так это значит мчаться во весь дух на лихой тройке, не переменяя лошадей!» Внизу, за обедом, потом за чашкой кофе и сигарой,
а там за книгой, и забыли про океан… да не то что про океан,
а забыли и о фрегате.
С этим же равнодушием он, то есть Фаддеев, —
а этих Фаддеевых легион — смотрит и на новый прекрасный берег, и на невиданное им дерево, человека — словом, все отскакивает от этого спокойствия, кроме одного ничем не сокрушимого стремления к своему долгу — к работе, к смерти,
если нужно.
Он был почти везде,
а где не был, так не печалится,
если не удастся побывать.
А все на русского человека говорят, что просит на водку: он точно просит; но
если поднесут, так он и не попросит;
а жителю юга, как вижу теперь, и не поднесут,
а он выпьет и все-таки попросит на водку.
Канарские острова!» — «Как же вы не видите?» — «Что ж делать,
если здесь облака похожи на берега,
а берега на облака.
Мы оделись в тропическую форму: в белое,
а потом сознались, что
если б остались в небелом, так не задохлись бы.
Очнувшись, со вздохом скажешь себе: ах,
если б всегда и везде такова была природа, так же горяча и так величаво и глубоко покойна!
Если б такова была и жизнь!.. Ведь бури, бешеные страсти не норма природы и жизни,
а только переходный момент, беспорядок и зло, процесс творчества, черная работа — для выделки спокойствия и счастия в лаборатории природы…
Если обратишься с этим вопросом к курсу географии, получишь в ответ, что пространство, занимаемое колониею, граничит к северу рекою Кейскамма,
а в газетах, помнится, читал, что граница с тех пор во второй или третий раз меняет место и обещают, что она не раз отодвинется дальше.
Если прибегнешь за справками к путешественникам, найдешь у каждого ту же разноголосицу показаний, и все они верны, каждое своему моменту, именно моменту, потому что здесь все изменяется не по дням,
а по часам.
Если проследить историю колонии со времени занятия ее европейцами в течение двухвекового голландского владычества и сравнить с состоянием, в которое она поставлена англичанами с 1809 года, то не только оправдаешь насильственное занятие колонии англичанами, но и порадуешься, что это случилось так,
а не иначе.
Но как весь привоз товаров в колонию простирался на сумму около 1 1/2 миллиона фунт. ст., и именно: в 1851 году через Капштат, Саймонстоун, порты Елизабет и Восточный Лондон привезено товаров на 1 277 045 фунт. ст., в 1852 г. на 1 675 686 фунт. ст.,
а вывезено через те же места в 1851 г. на 637 282, в 1852 г. на 651 483 фунт. ст., и таможенный годовой доход составлял в 1849 г. 84 256, в 1850 г. 102 173 и 1851 г. 111 260 фунт. ст., то нельзя и из этого заключить, чтобы англичане чересчур эгоистически заботились о своих выгодах, особенно
если принять в соображение, что большая половина товаров привозится не на английских,
а на иностранных судах.
От этих искусных маневров две передние лошади идут по горбу,
а рытвина остается между ними;
если же они и спускаются в нее, то так тихо и осторожно, как будто пасутся на лугу.
Если им удастся приобрести несколько штук скота кражей, они едят без меры; дни и ночи проводят в этом;
а когда все съедят, туго подвяжут себе животы и сидят по неделям без пищи».
От него уходят, намекают ему, что пора домой, шепчутся,
а он все сидит, особенно
если еще выпьет.
Другие говорят, что
если они плавают долго в море, им хочется берега;
а поживут на берегу, хочется в море.
А это так же обыкновенно на море, как
если б сказать на берегу: «Дождь идет, или пасмурно, ясно».
Все равно: я хочу только сказать вам несколько слов о Гонконге, и то единственно по обещанию говорить о каждом месте, в котором побываем,
а собственно о Гонконге сказать нечего, или
если уже говорить как следует, то надо написать целый торговый или политический трактат,
а это не мое дело: помните уговор — что писать!
Если б ему предписано было, например, истребить нас, он бы, конечно, не мог, но все-таки должен бы был стараться об этом,
а в случае неудачи распороть себе брюхо.
Нет, пусть японцы хоть сейчас посадят меня в клетку,
а я, с упрямством Галилея, буду утверждать, что они — отрезанные ломти китайской семьи, ее дети, ушедшие на острова и, по географическому своему положению, запершиеся там до нашего прихода. И самые острова эти,
если верить геологам, должны составлять часть, оторвавшуюся некогда от материка…
«
А что,
если б у японцев взять Нагасаки?» — сказал я вслух, увлеченный мечтами. Некоторые засмеялись. «Они пользоваться не умеют, — продолжал я, — что бы было здесь,
если б этим портом владели другие? Посмотрите, какие места! Весь Восточный океан оживился бы торговлей…» Я хотел развивать свою мысль о том, как Япония связалась бы торговыми путями, через Китай и Корею, с Европой и Сибирью; но мы подъезжали к берегу. «Где же город?» — «Да вот он», — говорят. «Весь тут? за мысом ничего нет? так только-то?»
А, уж конечно, они убедились, особенно в новое время, что
если б пустить иностранцев, так от них многому бы можно научиться: жить получше, быть посведущее во всем, сильнее, богаче.
Не дети ли, когда думали, что им довольно только не хотеть, так их и не тронут, не пойдут к ним даже и тогда,
если они претерпевших кораблекрушение и брошенных на их берега иностранцев будут сажать в плен, купеческие суда гонять прочь,
а военные учтиво просить уйти и не приходить?
А ничего, недурно:
если, на основании известной у нас в народе поговорки, можно «съесть и обсахаренную подошву», то морковь, конечно, и подавно!
Японцы приезжали от губернатора сказать, что он не может совсем снять лодок в проходе; это вчера,
а сегодня, то есть 29-го, объявили, что губернатор желал бы совсем закрыть проезд посредине,
а открыть с боков, у берега, отведя по одной лодке. Адмирал приказал сказать, что
если это сделают, так он велит своим шлюпкам отвести насильно лодки, которые осмелятся заставить собою средний проход к корвету. Переводчики, увидев, что с ними не шутят, тотчас убрались и чаю не пили.
Сегодня дождь, но теплый, почти летний, так что даже кот Васька не уходил с юта,
а только сел под гик. Мы видели, что две лодки, с значками и пиками, развозили по караульным лодкам приказания, после чего эти отходили и становились гораздо дальше. Адмирал не приказал уже больше и упоминать о лодках. Только
если последние станут преследовать наши, велено брать их на буксир и таскать с собой.
Уж такие пушки у них!» Потом, подумав немного, он сказал: «
Если б пришлось драться с ними, ваше высокоблагородие, неужели нам ружья дадут?» — «
А как же?» — «По лопарю бы довольно».
Вчера, 18-го, адмирал приказал дать знать баниосам, чтоб они продолжали,
если хотят, ездить и без дела,
а так, в гости, чтобы как можно более сблизить их с нашими понятиями и образом жизни.
А кто знает:
если б у него были акции на это предприятие, так, может быть, сам брал бы вдвое.
Их уличить трудно:
если они одолеют корабль, то утопят всех людей до одного;
а не одолеют, так быстро уйдут, и их не сыщешь в архипелагах этих морей.
Он не толкнет вас,
а предупредит мерным своим криком, и
если вы не слышите или не хотите дать ему дороги, он остановится и уступит ее вам.
Если б еще этот труд и терпение тратились на что-нибудь важное или нужное,
а то они тратятся на такие пустяки, что не знаешь, чему удивляться: работе ли китайца или бесполезности вещи?
«
А теперь идите вон», — мог бы прибавить,
если б захотел быть чистосердечен, и не мог бы ничем так угодить.
Это была бы сущая напасть для непьющих,
если б надо было выпивать по целой рюмке; но никто не обязывается к этому. Надо только налить или долить рюмку,
а выпить можно хоть каплю.
Бог знает, когда бы кончился этот разговор,
если б баниосам не подали наливки и не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных нет и что они будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром,
а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не дали договорить. «
Если в субботу, — сказано им (
а это было в среду), — они не приедут, то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «
а там делайте, как хотите», — прибавили они.
А иногда два японца, при встрече, так и разойдутся в этом положении, то есть согнувшись,
если не нужно остановиться и поговорить.
«Вы не взыщете,
а я все-таки должен буду отвечать,
если хоть один стул попортится», — заметил он и не согласился,
а предложил,
если нам скучно возить их самим, брать их и доставлять обратно в японской лодке, что и делалось.
Им нужно было не давать повадки иностранцам съезжать на берег:
если б они дали место нам, надо было бы давать и другим,
а они надеялись или вовсе уклониться от этой необходимости, или, по возможности, ограничить ее, наконец, хоть отдалить, сколько можно, это событие.
Зачем употреблять вам все руки на возделывание риса? употребите их на добывание металлов,
а рису вам привезут с Зондских островов — и вы будете богаче…» — «Да, — прервал Кавадзи, вдруг подняв свои широкие веки, — хорошо,
если б иностранцы возили рыбу, стекло да рис и тому подобные необходимые предметы;
а как они будут возить вон этакие часы, какие вы вчера подарили мне, на которые у нас глаза разбежались, так ведь японцы вам отдадут последнее…»
А ему подарили прекрасные столовые астрономические часы, где кроме обыкновенного циферблата обозначены перемены луны и вставлены два термометра.
— Они бегают оттого, что европейцы редко заходят сюда, и наши не привыкли видеть их. Притом американцы, бывши здесь, брали иногда с полей горох, бобы:
если б один или несколько человек сделали это, так оно бы ничего,
а когда все…
Мы шли, шли в темноте,
а проклятые улицы не кончались: все заборы да сады. Ликейцы, как тени, неслышно скользили во мраке. Нас провожал тот же самый, который принес нам цветы. Где было грязно или острые кораллы мешали свободно ступать, он вел меня под руку, обводил мимо луж, которые, видно, знал наизусть. К несчастью, мы не туда попали, и,
если б не провожатый, мы проблуждали бы целую ночь. Наконец добрались до речки, до вельбота, и вздохнули свободно, когда выехали в открытое море.
Адмирал хотел отдать визит напакианскому губернатору, но он у себя принять не мог,
а дал знать, что примет,
если угодно, в правительственном доме. Он отговаривался тем, что у них частные сношения с иностранцами запрещены. Этим же объясняется, почему не хотел принять нас и нагасакский губернатор иначе как в казенном доме.
Но довольно Ликейских островов и о Ликейских островах, довольно и для меня и для вас!
Если захотите знать подробнее долготу, широту места, пространство, число островов, не поленитесь сами взглянуть на карту,
а о нравах жителей, об обычаях, о произведениях, об истории — прочтите у Бичи, у Бельчера. Помните условие: я пишу только письма к вам о том, что вижу сам и что переживаю изо дня в день.