Неточные совпадения
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов, с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия,
не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить;
станут искусно выведывать, какое его любимое блюдо, как ему
станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку,
станет говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором песню…
— Я никогда
не вмешиваюсь в чужие дела, но ты сам просил что-нибудь для тебя сделать; я стараюсь навести тебя на настоящую дорогу и облегчить первый шаг, а ты упрямишься; ну, как хочешь; я
говорю только свое мнение, а принуждать
не стану, я тебе
не нянька.
—
Станет она уверять жениха, что никого
не любила! —
говорил почти сам с собою Александр.
Потом он
стал понемногу допускать мысль, что в жизни, видно,
не всё одни розы, а есть и шипы, которые иногда покалывают, но слегка только, а
не так, как рассказывает дядюшка. И вот он начал учиться владеть собою,
не так часто обнаруживал порывы и волнения и реже
говорил диким языком, по крайней мере при посторонних.
— Знаете ли, — сказала она, —
говорят, будто что было однажды, то уж никогда больше
не повторится!
Стало быть, и эта минута
не повторится?
— Вот прекрасно! долго ли рассмотреть? Я с ним уж
говорила. Ах! он прелюбезный: расспрашивал, что я делаю; о музыке
говорил; просил спеть что-нибудь, да я
не стала, я почти
не умею. Нынешней зимой непременно попрошу maman взять мне хорошего учителя пения. Граф
говорит, что это нынче очень в моде — петь.
Александр, несмотря на приглашение Марьи Михайловны — сесть поближе, сел в угол и
стал смотреть в книгу, что было очень
не светски, неловко, неуместно. Наденька
стала за креслом матери, с любопытством смотрела на графа и слушала, что и как он
говорит: он был для нее новостью.
— Да, так-таки и
говорит и торопит. Я ведь строга, даром что смотрю такой доброй. Я уж бранила ее: «То ждешь, мол, его до пяти часов,
не обедаешь, то вовсе
не хочешь подождать — бестолковая! нехорошо! Александр Федорыч старый наш знакомый, любит нас, и дяденька его Петр Иваныч много нам расположения своего показал… нехорошо так небрежничать! он, пожалуй, рассердится да
не станет ходить…»
Так был он раза два. Напрасно он выразительно глядел на Наденьку; она как будто
не замечала его взглядов, а прежде как замечала! бывало, он
говорит с матерью, а она
станет напротив него, сзади Марьи Михайловны, делает ему гримасы, шалит и смешит его.
— Отличиться хочется? — продолжал он, — тебе есть чем отличиться. Редактор хвалит тебя,
говорит, что
статьи твои о сельском хозяйстве обработаны прекрасно, в них есть мысль — все показывает,
говорит, ученого производителя, а
не ремесленника. Я порадовался: «Ба! думаю, Адуевы все
не без головы!» — видишь: и у меня есть самолюбие! Ты можешь отличиться и в службе и приобресть известность писателя…
Беда
не так еще велика…» — «Как
не беда! — закричал он, — он,
говорит, делом
не занимается; молодой человек должен трудиться…» — «И это
не беда,
говорю я, — тебе что за нужда?» — «Как,
говорит, что за нужда: он вздумал действовать против меня хитростями…» — «А, вот где беда!» —
стал я дразнить.
Ну, вот хоть зарежь меня, а я
говорю, что вон и этот, и тот, все эти чиновные и умные люди, ни один
не скажет, какой это консул там… или в котором году были олимпийские игры,
стало быть, учат так… потому что порядок такой! чтоб по глазам только было видно, что учился.
Однажды приехал какой-то гость из ее стороны, где жили ее родные. Гость был пожилой, некрасивый человек,
говорил все об урожае да о своем сенатском деле, так что Александр, соскучившись слушать его, ушел в соседнюю комнату. Ревновать было
не к чему. Наконец гость
стал прощаться.
Искренние излияния
стали редки. Они иногда по целым часам сидели,
не говоря ни слова. Но Юлия была счастлива и молча.
О будущем они перестали
говорить, потому что Александр при этом чувствовал какое-то смущение, неловкость, которой
не мог объяснить себе, и старался замять разговор. Он
стал размышлять, задумываться. Магический круг, в который заключена была его жизнь любовью, местами разорвался, и ему вдали показались то лица приятелей и ряд разгульных удовольствий, то блистательные балы с толпой красавиц, то вечно занятой и деловой дядя, то покинутые занятия…
Тут она подвинулась к нему и, положив ему на плечо руку,
стала говорить тихо, почти шепотом, на ту же тему, но
не так положительно.
— Все. Как она любит тебя! Счастливец! Ну, вот ты все плакал, что
не находишь страсти: вот тебе и страсть: утешься! Она с ума сходит, ревнует, плачет, бесится… Только зачем вы меня путаете в свои дела? Вот ты женщин
стал навязывать мне на руки. Этого только недоставало: потерял целое утро с ней. Я думал, за каким там делом:
не имение ли хочет заложить в Опекунский совет… она как-то
говорила… а вот за каким: ну дело!
Появление старика с дочерью
стало повторяться чаще и чаще. И Адуев удостоил их внимания. Он иногда тоже перемолвит слова два со стариком, а с дочерью все ничего. Ей сначала было досадно, потом обидно, наконец
стало грустно. А
поговори с ней Адуев или даже обрати на нее обыкновенное внимание — она бы забыла о нем; а теперь совсем другое. Сердце людское только, кажется, и живет противоречиями:
не будь их, и его как будто нет в груди.
И Александр
не бежал. В нем зашевелились все прежние мечты. Сердце
стало биться усиленным тактом. В глазах его мерещились то талия, то ножка, то локон Лизы, и жизнь опять немного просветлела. Дня три уж
не Костяков звал его, а он сам тащил Костякова на рыбную ловлю. «Опять! опять прежнее! —
говорил Александр, — но я тверд!» — и между тем торопливо шел на речку.
«Ах, матушки мои! — думаю во сне-то сама про себя, — что же это она уставила туда глаза?» Вот и я
стала смотреть… смотрю: вдруг Сашенька и входит, такой печальный, подошел ко мне и
говорит, да так, словно наяву
говорит: «Прощайте,
говорит, маменька, я еду далеко, вон туда, — и указал на озеро, — и больше,
говорит,
не приеду».
— Я унимал, сударыня: «
Не сидите, мол,
говорю, Александр Федорыч, извольте идти гулять: погода хорошая, много господ гуляет. Что за писанье? грудку надсадите: маменька, мол, гневаться
станут…»
Женский инстинкт и сердце матери
говорили ей, что
не пища главная причина задумчивости Александра. Она
стала искусно выведывать намеками, стороной, но Александр
не понимал этих намеков и молчал. Так прошли недели две-три. Поросят, цыплят и индеек пошло на Антона Иваныча множество, а Александр все был задумчив, худ, и волосы
не росли.
Неточные совпадения
В 1798 году уже собраны были скоровоспалительные материалы для сожжения всего города, как вдруг Бородавкина
не стало…"Всех расточил он, —
говорит по этому случаю летописец, — так, что даже попов для напутствия его
не оказалось.
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь
не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь
стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и
стал ему тайные слова на ухо
говорить. Долго они шептались, а про что —
не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор
говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
А поелику навоз производить
стало всякому вольно, то и хлеба уродилось столько, что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление:"
Не то что в других городах, — с горечью
говорит летописец, — где железные дороги [О железных дорогах тогда и помину
не было; но это один из тех безвредных анахронизмов, каких очень много встречается в «Летописи».
Наконец, однако, сели обедать, но так как со времени стрельчихи Домашки бригадир
стал запивать, то и тут напился до безобразия.
Стал говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но
не гораздо.