Неточные совпадения
— Вы получили,
дядюшка, письмо?.. —
сказал он.
— Ах,
дядюшка! —
сказал Александр, — как мне благодарить вас за эту заботливость?
— Как жаль, что вы не
сказали мне давеча,
дядюшка: я бы пошел вместе с вами.
— У меня,
дядюшка, много платья, —
сказал он, — шил Кенигштейн; он у нас на губернатора работает.
— Какой вопрос,
дядюшка: умею ли писать по-русски! —
сказал Александр и побежал к комоду, из которого начал вынимать разные бумаги, а дядя между тем взял со стола какое-то письмо и стал читать.
— Что это вы читаете,
дядюшка? —
сказал он в испуге.
—
Дядюшка! я умею ценить и чувствовать… —
сказал Александр и потянулся поцеловать его.
— Вы,
дядюшка? —
сказал изумленный Александр.
— Извините,
дядюшка: я готов повиноваться, —
сказал Александр и тотчас запечатал письмо.
—
Дядюшка! что вы наделали? ведь вы им закурили сигару! — горестно
сказал Александр и поднял обгорелые остатки письма.
— Оканчивайте,
дядюшка! —
сказал взбешенный Александр.
— Подарить? — извольте,
дядюшка, —
сказал Александр, которому польстило это требование дяди. — Не угодно ли, я вам сделаю оглавление всех статей в хронологическом порядке?
— Какой прекрасный человек мой столоначальник,
дядюшка! —
сказал однажды Александр.
— Маменька будет вам… очень благодарна,
дядюшка, и я тоже… —
сказал Александр со вздохом, но уж не бросился обнимать дядю.
— Так что же,
дядюшка?
Сказали бы только, что это человек с сильными чувствами, что кто чувствует так, тот способен ко всему прекрасному и благородному и неспособен…
— А я так удивляюсь,
дядюшка, —
сказал Александр, — что вы прежде заметили бородавку на носу, чем дочь.
— Здравствуйте,
дядюшка; ах, как я рад, что вас вижу! —
сказал он и хотел обнять его, но тот успел уйти за стол.
— Далась вам эта бородавка! Не грешите,
дядюшка: можно ли
сказать, что она похожа на этих светских чопорных марионеток? Вы рассмотрите ее лицо: какая тихая, глубокая дума покоится на нем! Это — не только чувствующая, это мыслящая девушка… глубокая натура…
— Не просить позволения,
дядюшка, а надо же мне знать. Родной дядя женится, а я ничего не знаю, мне и не
сказали!..
— Знаете что,
дядюшка? —
сказал Александр с живостью, — может быть… нет, не могу таиться перед вами… Я не таков, все выскажу…
— Да нет, не у
дядюшки! — в отчаянии перебил Александр. — Кто вам
сказал?
— Вы так покойно можете рассуждать,
дядюшка, когда я… —
сказал Александр.
—
Дядюшка! —
сказал Александр, — пощадите меня: теперь ад в моей душе…
—
Дядюшка! вы не в таком расположении духа, чтоб слушать печальную повесть моего горя, —
сказал Александр, взявши шляпу, — я лучше приду завтра…
— Да я не хочу,
дядюшка, есть! —
сказал с нетерпением Александр и пожал плечами, глядя, как дядя хлопотал над ужином.
— Не о фарфоре речь,
дядюшка; вы слышали, что я
сказал? — грозно перебил Александр.
— Вы так ловко рассуждаете об этом,
дядюшка, —
сказал он, — рассудите же, что мне делать в моем положении?
— Не знаю, —
сказал Александр сердито. — Смейтесь,
дядюшка: вы правы; я виноват один. Поверить людям, искать симпатии — в ком? рассыпа́ть бисер — перед кем! Кругом низость, слабодушие, мелочность, а я еще сохранил юношескую веру в добро, в доблесть, в постоянство…
— Зачем,
дядюшка, уноситься так далеко? —
сказал Александр, — я сам чувствую в себе эту силу любви и горжусь ею. Мое несчастие состоит в том только, что я не встретил существа, достойного этой любви и одаренного такою же силой…
—
Дядюшка!.. —
сказал Александр, подходя к нему и протягивая обе руки.
—
Дядюшка! вы сердитесь? —
сказал Александр голосом глубокого раскаяния.
— А! —
сказал Александр, потягиваясь, — вы всё еще против моих сочинений!
Скажите,
дядюшка, откровенно, что заставляет вас так настойчиво преследовать талант, когда нельзя не признать…
— Вы шутите,
дядюшка? это нелепо! —
сказал он.
— Бог с ними! Бог с ними! —
сказал с беспокойством Александр. — И вы,
дядюшка, начали дико говорить! Этого прежде не водилось за вами. Не для меня ли? Напрасный труд! Я стремился выше — вы помните? Что ж вышло?
— Точно,
дядюшка, вам нечему удивляться, —
сказал Александр, — вы много помогли обстоятельствам сделать из меня то, что я теперь; но я вас не виню.
— В ваших словах,
дядюшка, может быть, есть и правда, —
сказал Александр, — но она не утешает меня. Я по вашей теории знаю все, смотрю на вещи вашими глазами; я воспитанник вашей школы, а между тем мне скучно жить, тяжело, невыносимо… Отчего же это?
— Прощайте,
дядюшка, —
сказал Александр. — Благодарю вас за все, за все…
А ты, дурачина этакой, не мог дядюшке-то
сказать, чтоб он не изволил так лаяться на барина, а отваливал бы прочь.
— Я сейчас от них. Отчего отцу не согласиться? Напротив, он со слезами на глазах выслушал мое предложение; обнял меня и
сказал, что теперь он может умереть спокойно: что он знает, кому вверяет счастье дочери… «Идите, говорит, только по следам вашего
дядюшки!»
— Он
сказал это? Видишь, и тут не без
дядюшки!
—
Дядюшка, что бы
сказать? Вы лучше меня говорите… Да вот я приведу ваши же слова, — продолжал он, не замечая, что дядя вертелся на своем месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, — женишься по любви, — говорил Александр, — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви — и придешь к тому же результату: привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся… Не правда ли,
дядюшка? ведь вы так учили…
— Вот, ma tante, —
сказал он, — доказательство, что
дядюшка не всегда был такой рассудительный, насмешливый и положительный человек. И он ведал искренние излияния и передавал их не на гербовой бумаге, и притом особыми чернилами. Четыре года таскал я этот лоскуток с собой и все ждал случая уличить
дядюшку. Я было и забыл о нем, да вы же сами напомнили.
— Вы,
дядюшка! — перебил Александр. — Я, пожалуй,
скажу, что тут написано: я наизусть знаю: «Ангел, обожаемая мною…»
— Что делать, ma tante? —
сказал с громким вздохом Александр, — век такой. Я иду наравне с веком: нельзя же отставать! Вот я сошлюсь на
дядюшку, приведу его слова…
— Это в первый раз,
дядюшка! —
сказал Александр.
— И в последний,
дядюшка: это необыкновенный случай! —
сказал Александр.