Неточные совпадения
Мишка. Что,
дядюшка,
скажите: скоро будет генерал?
«Скучаешь, видно, дяденька?»
— Нет, тут статья особая,
Не скука тут — война!
И сам, и люди вечером
Уйдут, а к Федосеичу
В каморку враг: поборемся!
Борюсь я десять лет.
Как выпьешь рюмку лишнюю,
Махорки как накуришься,
Как эта печь накалится
Да свечка нагорит —
Так тут устой… —
Я вспомнила
Про богатырство дедово:
«Ты,
дядюшка, —
сказала я, —
Должно быть, богатырь».
Софья. Могу ли я иметь на сердце что-нибудь от вас скрытое? Нет,
дядюшка. Я чистосердечно
скажу вам…
Г-жа Простакова. Бредит, бестия! Как будто благородная! Зови же ты мужа, сына.
Скажи им, что, по милости Божией, дождались мы
дядюшку любезной нашей Софьюшки; что второй наш родитель к нам теперь пожаловал, по милости Божией. Ну, беги, переваливайся!
— Не в том дело,
дядюшка, —
сказал племянник.
— Пили уже и ели! —
сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот капитан — приедет: «
Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!» А я ему такой же
дядюшка, как он мне дедушка. У себя дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
— Да ведь соболезнование в карман не положишь, —
сказал Плюшкин. — Вот возле меня живет капитан; черт знает его, откуда взялся, говорит — родственник: «
Дядюшка,
дядюшка!» — и в руку целует, а как начнет соболезновать, вой такой подымет, что уши береги. С лица весь красный: пеннику, чай, насмерть придерживается. Верно, спустил денежки, служа в офицерах, или театральная актриса выманила, так вот он теперь и соболезнует!
— Что такое Базаров? — Аркадий усмехнулся. — Хотите,
дядюшка, я вам
скажу, что он, собственно, такое?
— Так и быть, —
сказала она, — я буду управлять, пока силы есть. А то, пожалуй,
дядюшка так управит, что под опеку попадешь! Да чем ты станешь жить? Странный ты человек!
— Да
скажите же, ради бога: вы из папье-маше, что ли, сделаны? — кричал Ляховский, тыкая
дядюшку пальцем.
Привалов смотрел на нее вопросительным взглядом и осторожно положил свою левую руку на правую — на ней еще оставалась теплота от руки Антониды Ивановны. Он почувствовал эту теплоту во всем теле и решительно не знал, что
сказать хозяйке, которая продолжала ровно и спокойно рассказывать что-то о своей maman и
дядюшке.
Егор Антонович часто со мной — особенно в наши праздники. Я в их кругу провожу несколько усладительных минут. Если Малиновский в Питере, то
скажите ему от меня что-нибудь. Всем, всем
дядюшкам и тетушкам поклоны. Может быть, из Иркутска
скажу вам несколько слов — adieu, adieu. Наградите щедро моего Привалова,он добр.
— Я сейчас от них. Отчего отцу не согласиться? Напротив, он со слезами на глазах выслушал мое предложение; обнял меня и
сказал, что теперь он может умереть спокойно: что он знает, кому вверяет счастье дочери… «Идите, говорит, только по следам вашего
дядюшки!»
—
Дядюшка! вы сердитесь? —
сказал Александр голосом глубокого раскаяния.
— Как жаль, что вы не
сказали мне давеча,
дядюшка: я бы пошел вместе с вами.
— Зачем,
дядюшка, уноситься так далеко? —
сказал Александр, — я сам чувствую в себе эту силу любви и горжусь ею. Мое несчастие состоит в том только, что я не встретил существа, достойного этой любви и одаренного такою же силой…
— Это в первый раз,
дядюшка! —
сказал Александр.
— Вы получили,
дядюшка, письмо?.. —
сказал он.
— В ваших словах,
дядюшка, может быть, есть и правда, —
сказал Александр, — но она не утешает меня. Я по вашей теории знаю все, смотрю на вещи вашими глазами; я воспитанник вашей школы, а между тем мне скучно жить, тяжело, невыносимо… Отчего же это?
— Подарить? — извольте,
дядюшка, —
сказал Александр, которому польстило это требование дяди. — Не угодно ли, я вам сделаю оглавление всех статей в хронологическом порядке?
— У меня,
дядюшка, много платья, —
сказал он, — шил Кенигштейн; он у нас на губернатора работает.
— Он
сказал это? Видишь, и тут не без
дядюшки!
— Прощайте,
дядюшка, —
сказал Александр. — Благодарю вас за все, за все…
—
Дядюшка! —
сказал Александр, — пощадите меня: теперь ад в моей душе…
— Вы шутите,
дядюшка? это нелепо! —
сказал он.
— Да я не хочу,
дядюшка, есть! —
сказал с нетерпением Александр и пожал плечами, глядя, как дядя хлопотал над ужином.
— Вы так покойно можете рассуждать,
дядюшка, когда я… —
сказал Александр.
— Что делать, ma tante? —
сказал с громким вздохом Александр, — век такой. Я иду наравне с веком: нельзя же отставать! Вот я сошлюсь на
дядюшку, приведу его слова…
А ты, дурачина этакой, не мог дядюшке-то
сказать, чтоб он не изволил так лаяться на барина, а отваливал бы прочь.
— Какой прекрасный человек мой столоначальник,
дядюшка! —
сказал однажды Александр.
— Вы так ловко рассуждаете об этом,
дядюшка, —
сказал он, — рассудите же, что мне делать в моем положении?
— Не о фарфоре речь,
дядюшка; вы слышали, что я
сказал? — грозно перебил Александр.
— Далась вам эта бородавка! Не грешите,
дядюшка: можно ли
сказать, что она похожа на этих светских чопорных марионеток? Вы рассмотрите ее лицо: какая тихая, глубокая дума покоится на нем! Это — не только чувствующая, это мыслящая девушка… глубокая натура…
— Здравствуйте,
дядюшка; ах, как я рад, что вас вижу! —
сказал он и хотел обнять его, но тот успел уйти за стол.
—
Дядюшка!.. —
сказал Александр, подходя к нему и протягивая обе руки.
— Маменька будет вам… очень благодарна,
дядюшка, и я тоже… —
сказал Александр со вздохом, но уж не бросился обнимать дядю.
—
Дядюшка! что вы наделали? ведь вы им закурили сигару! — горестно
сказал Александр и поднял обгорелые остатки письма.
— Бог с ними! Бог с ними! —
сказал с беспокойством Александр. — И вы,
дядюшка, начали дико говорить! Этого прежде не водилось за вами. Не для меня ли? Напрасный труд! Я стремился выше — вы помните? Что ж вышло?
— Не просить позволения,
дядюшка, а надо же мне знать. Родной дядя женится, а я ничего не знаю, мне и не
сказали!..
— Вы,
дядюшка! — перебил Александр. — Я, пожалуй,
скажу, что тут написано: я наизусть знаю: «Ангел, обожаемая мною…»
— Так что же,
дядюшка?
Сказали бы только, что это человек с сильными чувствами, что кто чувствует так, тот способен ко всему прекрасному и благородному и неспособен…
— А я так удивляюсь,
дядюшка, —
сказал Александр, — что вы прежде заметили бородавку на носу, чем дочь.
— Ах,
дядюшка! —
сказал Александр, — как мне благодарить вас за эту заботливость?
— Знаете что,
дядюшка? —
сказал Александр с живостью, — может быть… нет, не могу таиться перед вами… Я не таков, все выскажу…
— Что это вы читаете,
дядюшка? —
сказал он в испуге.
— А! —
сказал Александр, потягиваясь, — вы всё еще против моих сочинений!
Скажите,
дядюшка, откровенно, что заставляет вас так настойчиво преследовать талант, когда нельзя не признать…
—
Дядюшка, что бы
сказать? Вы лучше меня говорите… Да вот я приведу ваши же слова, — продолжал он, не замечая, что дядя вертелся на своем месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, — женишься по любви, — говорил Александр, — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви — и придешь к тому же результату: привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся… Не правда ли,
дядюшка? ведь вы так учили…
—
Дядюшка! вы не в таком расположении духа, чтоб слушать печальную повесть моего горя, —
сказал Александр, взявши шляпу, — я лучше приду завтра…
— Оканчивайте,
дядюшка! —
сказал взбешенный Александр.
—
Дядюшка! я умею ценить и чувствовать… —
сказал Александр и потянулся поцеловать его.