Неточные совпадения
— Нужды нет, все-таки оно не годится, на
днях я завезу тебя к своему портному; но это пустяки. Есть о чем важнее поговорить. Скажи-ка, зачем ты сюда приехал?
— Советовать — боюсь. Я не ручаюсь за твою деревенскую натуру: выйдет вздор — станешь пенять на меня; а мнение свое
сказать, изволь — не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь. Да нет! я не надеюсь на удачу. У вас там свой взгляд на жизнь: как переработаешь его? Вы помешались на любви, на дружбе, да на прелестях жизни, на счастье; думают, что жизнь только в этом и состоит: ах да ох! Плачут, хнычут да любезничают, а
дела не делают… как я отучу тебя от всего этого? — мудрено!
—
Дело, кажется, простое, —
сказал дядя, — а они бог знает что заберут в голову… «разумно-деятельная толпа»!! Право, лучше бы тебе остаться там. Прожил бы ты век свой славно: был бы там умнее всех, прослыл бы сочинителем и красноречивым человеком, верил бы в вечную и неизменную дружбу и любовь, в родство, счастье, женился бы и незаметно дожил бы до старости и в самом
деле был бы по-своему счастлив; а по-здешнему ты счастлив не будешь: здесь все эти понятия надо перевернуть вверх
дном.
— Я пришел посмотреть, как ты тут устроился, —
сказал дядя, — и поговорить о
деле.
— Как тебе заблагорассудится. Жениха своего она заставит подозревать бог знает что; пожалуй, еще и свадьба разойдется, а отчего? оттого, что вы там рвали вместе желтые цветы… Нет, так
дела не делаются. Ну, так ты по-русски писать можешь, — завтра поедем в департамент: я уж говорил о тебе прежнему своему сослуживцу, начальнику отделения; он
сказал, что есть вакансия; терять времени нечего… Это что за кипу ты вытащил?
— Ни худо, ни хорошо! —
сказал он, окончив. — Впрочем, другие начинали и хуже; попробуй, пиши, занимайся, если есть охота; может быть, и обнаружится талант; тогда другое
дело.
— Прекрасно, прекрасно! —
сказал ему через несколько
дней Петр Иваныч. — Редактор предоволен, только находит, что стиль не довольно строг; ну, да с первого раза нельзя же всего требовать. Он хочет познакомиться с тобой. Ступай к нему завтра, часов в семь вечера: там он уж приготовил еще статью.
— Отвези ей эту бумагу,
скажи, что вчера только, и то насилу, выдали из палаты; объясни ей хорошенько
дело: ведь ты слышал, как мы с чиновником говорили?
Уж я
сказал тебе, что с твоими идеями хорошо сидеть в деревне, с бабой да полдюжиной ребят, а здесь надо
дело делать; для этого беспрестанно надо думать и помнить, что делал вчера, что делаешь сегодня, чтобы знать, что нужно делать завтра, то есть жить с беспрерывной поверкой себя и своих занятий.
— Так! Ну, как хочешь. Помни о
деле, Александр: я
скажу редактору, чем ты занимаешься…
А нынче, ужас
сказать, дамы стали уж покуривать: вон, напротив нас молодая вдова живет: сидит на балконе да соломинку целый
день и курит; мимо ходят, ездят — ей и нужды нет!
— Каждый
день! —
сказал Александр почти про себя.
Я не понимаю этой глупости, которую, правду
сказать, большая часть любовников делают от сотворения мира до наших времен: сердиться на соперника! может ли быть что-нибудь бессмысленней — стереть его с лица земли! за что? за то, что он понравился! как будто он виноват и как будто от этого
дела пойдут лучше, если мы его накажем!
— Любовные
дела! —
сказал Александр, качая с презрением головой, — но разве лестна и прочна любовь, внушенная хитростью?
— Да почти так, а в самом-то
деле никто.
Скажи, за что ты ее презираешь?
Он сунул мне в руку адрес,
сказал, что вечером на другой
день ожидает меня к себе — и исчез.
Я покачал головой и
сказал ему, что я хотел говорить с ним не о службе, не о материальных выгодах, а о том, что ближе к сердцу: о золотых
днях детства, об играх, о проказах…
— Нет, не беспокойся, спрячь деньги назад, —
сказала Лизавета Александровна, — это
дело не будет стоить тебе ни копейки.
— Хандришь, хандришь! Надо
делом заниматься, —
сказал Петр Иваныч, протирая глаза, — тогда и людей бранить не станешь, не за что. Чем не хороши твои знакомые? всё люди порядочные.
— Все
дело можно бы в трех строках объяснить, —
сказал Петр Иваныч, поглядев на часы, — а он в приятельском письме написал целую диссертацию! ну, не педант ли? Читать ли дальше, Александр? брось: скучно. Мне бы надо тебе кое-что
сказать…
— Я не знала, Александр, —
сказала Лизавета Александровна с лукавою улыбкой, — что вы так искусны на эти
дела… мне ни слова…
— «Я?» — «Да, вы: кто его познакомил с Julie?» Надо тебе
сказать, что он со второго
дня знакомства с женщиной уж начинает звать ее полуименем.
— Ну, опять-таки — иногда. Не каждый
день: это в самом
деле убыточно. Ты, впрочем,
скажи мне, что все это стоит тебе: я не хочу, чтоб ты тратился для меня; довольно и того, что ты хлопочешь. Ты дай мне счет. Ну, и долго тут Сурков порол горячку. «Они всегда, говорит, прогуливаются вдвоем пешком или в экипаже там, где меньше народу».
— Я покачал сомнительно головой, — продолжал дядя. — «Станет он гулять каждый
день!» — говорю. «Спросите, говорит, у людей…» — «Я лучше у самого спрошу»,
сказал я… Ведь неправда?
— Да, конечно: обед у Дюмэ, театр, катанье на горах — очень важные
дела… —
сказала она томно.
Так кокетство перевело ей ответ Александра, а он в тот
день больше ничего и не
сказал.
— Говорите, говорите… —
сказала она с детской покорностью, — я готова слушать вас целые
дни, повиноваться вам во всем…
— Погодите! —
сказала она умоляющим голосом, — еще воротятся красные
дни.
Тетка проплакала целый
день, и когда Петр Иваныч спросил обедать, ему
сказали, что стола не готовили, что барыня заперлась у себя в кабинете и не приняла повара.
— Вот нашел что привезти! —
сказала Аграфена, — ты думаешь, мне только и
дела, что играть? как же! Выдумал что: стану я с тобой играть!
— Не могу знать, сударыня! —
сказал Евсей, — барское
дело!
— Все вы хороши на словах! —
сказала Анна Павловна. — А как
дело делать, так вас тут нет! Видно, хорошо смотрел за барином: допустил до того, что он, голубчик мой, здоровье потерял! Смотрел ты! Вот ты увидишь у меня…
— Ты передай мне свои счеты, книги,
дела… я займусь… —
сказала она и потянулась под стол поднять расходную тетрадь.
— Петр Иваныч! —
сказала она, почти плача, — ты добр, благороден… я знаю, ты в состоянии на великодушное притворство… но, может быть, жертва бесполезна, может быть, уж… поздно, а ты бросишь свои
дела…
— Нет, —
сказал он, — моя карьера кончена!
Дело сделано: судьба не велит идти дальше… пусть! — Он махнул рукой.