Неточные совпадения
— Эх, Анна Павловна, и смотреть-то на вас тошно, — начал опять Антон Иваныч, —
вот некому бить-то вас; бил
бы да бил!
—
Вот так лучше положить чемодан, — говорил один, — а тут
бы коробок с провизией.
— Ах, да! Ну, я вас не неволю. Кланяйтесь Федосье Петровне от меня, — скажите, что я душевно огорчена ее печалью и сама
бы навестила, да
вот бог, дескать, и мне послал горе — сына проводила.
— Мать твоя правду пишет, — сказал он, — ты живой портрет покойного брата: я
бы узнал тебя на улице. Но ты лучше его. Ну, я без церемонии буду продолжать бриться, а ты садись
вот сюда — напротив, чтобы я мог видеть тебя, и давай беседовать.
— Я был в креслах, куда ж ты, на колени
бы ко мне сел? — сказал Петр Иваныч, —
вот завтра поди себе один.
— Да, почти —
вот только две строки осталось, — сейчас дочитаю; а что? ведь тут секретов нет, иначе
бы оно не валялось так…
— Мудрено! с Адама и Евы одна и та же история у всех, с маленькими вариантами. Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Это удивляет тебя, а еще писатель!
Вот теперь и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный, вешаться всем на шею — только, ради бога, не мне. Я тебе советовал
бы запереться на это время в своей комнате, выпустить там весь этот пар и проделать все проделки с Евсеем, чтобы никто не видал. Потом немного одумаешься, будешь добиваться уж другого, поцелуя например…
— Ты будешь любить, как и другие, ни глубже, ни сильнее; будешь также сдергивать и покрывало с тайн… но только ты будешь верить в вечность и неизменность любви, да об одном этом и думать, а
вот это-то и глупо: сам себе готовишь горя более, нежели сколько
бы его должно быть.
— Что он не навестит нас никогда? Я
вот еще вчера думала: хоть
бы, думаю, раз заехал когда-нибудь, а то нет — видно, занят?
—
Вот чем
бы я вызвала вас, если б вы не пришли еще минуту, — сказала она. — Садитесь, теперь maman уж не придет: она боится сырости. Мне так много, так много надо сказать вам… ах!
«Нет, — говорил он сам с собой, — нет, этого быть не может! дядя не знал такого счастья, оттого он так строг и недоверчив к людям. Бедный! мне жаль его холодного, черствого сердца: оно не знало упоения любви,
вот отчего это желчное гонение на жизнь. Бог его простит! Если б он видел мое блаженство, и он не наложил
бы на него руки, не оскорбил
бы нечистым сомнением. Мне жаль его…»
Ему противно было слушать, как дядя, разбирая любовь его, просто, по общим и одинаким будто
бы для всех законам, профанировал это высокое, святое, по его мнению, дело. Он таил свои радости, всю эту перспективу розового счастья, предчувствуя, что чуть коснется его анализ дяди, то, того и гляди, розы рассыплются в прах или превратятся в назем. А дядя сначала избегал его оттого, что
вот, думал, малый заленится, замотается, придет к нему за деньгами, сядет на шею.
Кругом тихо. Только издали, с большой улицы, слышится гул от экипажей, да по временам Евсей, устав чистить сапог, заговорит вслух: «Как
бы не забыть: давеча в лавочке на грош уксусу взял да на гривну капусты, завтра надо отдать, а то лавочник, пожалуй, в другой раз и не поверит — такая собака! Фунтами хлеб вешают, словно в голодный год, — срам! Ух, господи, умаялся.
Вот только дочищу этот сапог — и спать. В Грачах, чай, давно спят: не по-здешнему! Когда-то господь бог приведет увидеть…»
Адуев подумал о своих литературных занятиях, о стихах. «
Вот тут
бы я его срезал», — подумал он. Заговорили и о литературе; мать и дочь рекомендовали Александра как писателя.
— Обронил! — ворчал дворник, освещая пол, — где тут обронить? лестница чистая, каменная, тут и иголку увидишь… обронил! Оно
бы слышно было, кабы обронил: звякнет об камень; чай, поднял
бы! где тут обронить? нигде! обронил! как не обронил: таковский, чтоб обронил! того и гляди — обронит! нет: этакой небось сам норовит как
бы в карман положить! а то обронит! знаем мы их, мазуриков!
вот и обронил! где он обронил?
Вот ты жениться хотел: хорош был
бы муж, если б стал делать сцены жене, а соперникам показывать дубину — и был
бы того…
Так прошло несколько недель. Кажется,
вот еще
бы недели две, так чудак и успокоился
бы совсем и, может быть, сделался
бы совсем порядочным, то есть простым и обыкновенным человеком, как все. Так нет! Особенность его странной натуры находила везде случай проявиться.
Вот ты
бы выслужился, нажил
бы трудами денег, выгодно женился
бы, как большая часть…
—
Вот давно
бы так! — сказал Петр Иваныч, — а то бог знает что наговорил! О прочем мы с тобой и без него рассудим.
Да черт с ним совсем, я
бы не заметил этого; но
вот беда: чуть заведется страстишка, он и пошел мотать.
— Он все врет, — продолжал Петр Иваныч. — Я после рассмотрел, о чем он хлопочет. Ему только
бы похвастаться, — чтоб о нем говорили, что он в связи с такой-то, что видят в ложе у такой-то, или что он на даче сидел вдвоем на балконе поздно вечером, катался, что ли, там с ней где-нибудь в уединенном месте, в коляске или верхом. А между тем выходит, что эти так называемые благородные интриги — чтоб черт их взял! — гораздо дороже обходятся, чем неблагородные.
Вот из чего бьется, дурачина!
Вот что, подумал я сам про себя, свой-то человек: нет, я вижу, родство не пустая вещь: стал ли
бы ты так хлопотать для другого?
А уж тут ли не тянуло душ друг к другу: казалось, слиться
бы им навек, а
вот поди ж ты!
— Да,
вот видите, — отвечал Костяков, — вон у меня на шести удочках хоть
бы поганый ершишка на смех клюнул; а там об эту пору, — диви
бы на донную, — а то с поплавком,
вот что привалило: щука фунтов в десять, да и тут прозевали.
— Какой клев, когда под руку говорят, — отвечал тот сердито. —
Вот тут прошел какой-то леший, болтнул под руку — и хоть
бы клюнуло с тех пор. А вы, видно, близко в этих местах изволите жить? — спросил он у Эдипа.
«А! знаю я, что это такое! — думал он, — дай волю, оно
бы и пошло!
Вот и любовь готова: глупо! Дядюшка прав. Но одно животное чувство меня не увлечет, — нет, я до этого не унижусь».
«Ладно, ладно! — возражал на это Костяков, —
вот женитесь, так увидите. Я сам, бывало, только
бы играть с молодыми девками да бабами, а как пришла пора к венцу, словно кол в голову вбили: так кто-то и пихал жениться!»
«Что ж за важность, — думал он, идучи за ней, — что я пойду? ведь я так только… взгляну, как у них там, в беседке… отец звал же меня; ведь я мог
бы идти прямо и открыто… но я далек от соблазна, ей-богу, далек, и докажу это:
вот нарочно пришел сказать, что еду… хотя и не еду никуда!
— Пятнадцать! — закричал Костяков, всплеснув руками, —
вот мошенники! анафемы! ездят сюда надувать нас, обирать деньги. Дармоеды проклятые! Не ездите, Александр Федорыч, плюньте! Добро
бы вещь какая-нибудь: взял
бы домой, на стол поставил или съел; а то послушал только, да и на: плати пятнадцать рублев! За пятнадцать рублев можно жеребенка купить.
— Женюсь!
вот еще! Неужели вы думаете, что я вверю свое счастье женщине, если б даже и полюбил ее, чего тоже быть не может? или неужели вы думаете, что я взялся
бы сделать женщину счастливой? Нет, я знаю, что мы обманем друг друга и оба обманемся. Дядюшка Петр Иваныч и опыт научили меня…
— Если б ты рассматривал дело похладнокровнее, так увидел
бы, что ты не хуже других и не лучше, чего я и хотел от тебя: тогда не возненавидел
бы ни других, ни себя, а только равнодушнее сносил
бы людские глупости и был
бы повнимательнее к своим. Я
вот знаю цену себе, вижу, что нехорош, а признаюсь, очень люблю себя.
— Нет.
Вот если б у него болела поясница, так я
бы пожалел: это не вымысел, не мечта, не поэзия, а реальное горе… Ох!
— Ах! вы, голубчик мой, дай бог вам здоровья!.. Да!
вот было из ума вон: хотела вам рассказать, да и забыла: думаю, думаю, что такое, так на языке и вертится;
вот ведь, чего доброго, так
бы и прошло. Да не позавтракать ли вам прежде, или теперь рассказать?
— Нашли кому поверить, сударыня! — промолвила Аграфена, глядя с любовью на Евсея, — добро
бы человеку! Что ты там делал? Говори-ка барыне!
Вот ужо будет тебе!
— Вишь ведь, что городит! — заметила Аграфена. — Что вы его, сударыня, слушаете! Запереть
бы его в хлев —
вот и стал
бы знать!
— И не дай бог, как плохо!
Вот здесь квас-то какой, а там и пиво-то жиже; а от квасу так целый день в животе словно что кипит! Только хороша одна вакса: уж вакса, так и не наглядишься! и запах какой: так
бы и съел!
— То есть,
вот видите ли, почему я говорю психологическая, — сказал доктор, — иной, не зная вас, мог
бы подозревать тут какие-нибудь заботы… или не заботы… а подавленные желания… иногда бывает нужда, недостаток… я хотел навести вас на мысль…
Долго сидели они, не зная, что сказать друг другу. Неизвестно, кто первый прервал
бы молчание, если б они оставались еще вдвоем. Но
вот в соседней комнате послышались торопливые шаги. Явился Александр.
— Дядюшка, что
бы сказать? Вы лучше меня говорите… Да
вот я приведу ваши же слова, — продолжал он, не замечая, что дядя вертелся на своем месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, — женишься по любви, — говорил Александр, — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви — и придешь к тому же результату: привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся… Не правда ли, дядюшка? ведь вы так учили…