Неточные совпадения
Она была покойна, свежа. А ему втеснилось в душу, напротив, беспокойство, желание узнать, что у ней теперь на уме, что в сердце, хотелось прочитать в глазах, затронул ли он хоть нервы ее; но она ни разу не подняла на него глаз. И
потом уже, когда после игры подняла, заговорила
с ним — все то же в
лице, как вчера, как третьего дня, как полгода назад.
Против него садился Райский и
с удивлением глядел на
лицо Васюкова, следил, как, пока еще
с тупым взглядом, достает он скрипку, вяло берет смычок, намажет его канифолью,
потом сначала пальцем тронет струны, повинтит винты, опять тронет,
потом поведет смычком — и все еще глядит сонно. Но вот заиграл — и проснулся, и улетел куда-то.
Тут только он взглянул на нее,
потом на фуражку, опять на нее и вдруг остановился
с удивленным
лицом, как у Устиньи, даже рот немного открыл и сосредоточил на ней испуганные глаза, как будто в первый раз увидал ее. Она засмеялась.
— Нет, ты у меня «умный, добрый и высокой нравственности», — сказала она,
с своим застывшим смехом в
лице, и похлопала мужа по лбу,
потом поправила ему галстук, выправила воротнички рубашки и опять поглядела лукаво на Райского.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену,
лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья
с женой, Савелья и Марину,
потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
Наконец, пролежав напрасно, без сна,
с час в постели, она встала, вытерла
лицо огуречным рассолом, что делала обыкновенно от загара,
потом перекрестилась и заснула.
А через четверть часа уже оба смирно сидели, как ни в чем не бывало, около бабушки и весело смотрели кругом и друг на друга: он, отирая
пот с лица, она, обмахивая себе платком лоб и щеки.
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке,
с улыбкой ко всем; священник, в шелковой рясе и
с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький,
с налившимся кровью
лицом и глазами, так что, глядя на него, делалось «за человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся в углу молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Его мучила теперь тайна: как она, пропадая куда-то на глазах у всех, в виду, из дома, из сада,
потом появляется вновь, будто со дна Волги, вынырнувшей русалкой,
с светлыми, прозрачными глазами,
с печатью непроницаемости и обмана на
лице,
с ложью на языке, чуть не в венке из водяных порослей на голове, как настоящая русалка!
Она медлила,
потом вдруг сама сошла к нему со ступеней крыльца, взяла его за руку и поглядела ему в
лицо с строгой важностью.
Вдруг у него краска сбежала
с лица — он
с горестным изумлением взглянул на Татьяну Марковну,
потом на мать.
Райский по утрам опять начал вносить заметки в программу своего романа,
потом шел навещать Козлова, заходил на минуту к губернатору и еще к двум, трем
лицам в городе,
с которыми успел покороче познакомиться. А вечер проводил в саду, стараясь не терять из вида Веры, по ее просьбе, и прислушиваясь к каждому звуку в роще.
— Воровство! — шептал он, стоя в нерешимости и отирая
пот платком
с лица. — А завтра опять игра в загадки, опять русалочные глаза, опять, злобно,
с грубым смехом, брошенное мне в глаза: «Вас люблю!» Конец пытке — узнаю! — решил он и бросился в кусты.
Он молчал, делая и отвергая догадки. Он бросил макинтош и отирал
пот с лица. Он из этих слов видел, что его надежды разлетелись вдребезги, понял, что Вера любит кого-то… Другого ничего он не видел, не предполагал. Он тяжело вздохнул и сидел неподвижно, ожидая объяснения.
Вера бросилась к окнам и жадно вглядывалась в это странствие бабушки
с ношей «беды». Она успела мельком уловить выражение на ее
лице и упала в ужасе сама на пол,
потом встала, бегая от окна к окну, складывая вместе руки и простирая их, как в мольбе, вслед бабушке.
Потом встала, вынула из комода прежнее, нераспечатанное, такое же письмо и положила рядом
с этим, и села опять в своей позе, закрывая руками
лицо.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в
лице своем значительную мину. Говорит басом
с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а
потом уже бьют.
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много люди Божии // Побились над тобой, // Покамест ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как
пот с лица крестьянского // Увлажили тебя!..»
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал к ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя на сухое, он сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога,
потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе
лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять к тому месту, куда пересел бекас,
с твердым намерением не горячиться.
Священник зажег две украшенные цветами свечи, держа их боком в левой руке, так что воск капал
с них медленно, и пoвернулся
лицом к новоневестным. Священник был тот же самый, который исповедывал Левина. Он посмотрел усталым и грустным взглядом на жениха и невесту, вздохнул и, выпростав из-под ризы правую руку, благословил ею жениха и так же, но
с оттенком осторожной нежности, наложил сложенные персты на склоненную голову Кити.
Потом он подал им свечи и, взяв кадило, медленно отошел от них.
Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно труден Левину; но зато, когда ряд был дойден, и Тит, вскинув на плечо косу, медленными шагами пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по прокосу, и Левин точно так же пошел по своему прокосу. Несмотря на то, что
пот катил градом по его
лицу и капал
с носа и вся спина его была мокра, как вымоченная в воде, — ему было очень хорошо. В особенности радовало его то, что он знал теперь, что выдержит.