Неточные совпадения
Вскоре после смерти жены он
было попросился туда, но образ его жизни, нравы и его затеи так
были известны в обществе, что ему, в
ответ на просьбу, коротко отвечено
было: «Незачем». Он пожевал губами, похандрил, потом сделал какое-то громадное, дорогое сумасбродство и успокоился. После того, уже промотавшись окончательно, он в Париж не порывался.
Анна Васильевна кивнула им, а Надежда Васильевна, в
ответ на поклоны, ласково поглядела на них, с удовольствием высморкалась и сейчас же понюхала табаку, зная, что у ней
будет партия.
— В вашем вопросе
есть и
ответ: «жило», — сказали вы, и — отжило, прибавлю я. А эти, — он указал на улицу, — живут! Как живут — рассказать этого нельзя, кузина. Это значит рассказать вам жизнь вообще, и современную в особенности. Я вот сколько времени рассказываю вам всячески: в спорах, в примерах, читаю… а все не расскажу.
Он замолчал, озадаченный этим «зачем». Тут
был весь
ответ на его вопрос о надеждах на «генеральство». И довольно бы, не спрашивать бы ему дальше, а он спрашивал!
Ответа не
было. Она подошла к обрыву шага на два, робко заглянула туда и видела, как с шумом раздавались кусты врозь и как Райский, точно по крупным уступам лестницы, прыгал по горбам и впадинам оврага.
Товарищи, и между прочим Райский, старались расшевелить его самолюбие, говорили о творческой, производительной деятельности и о профессорской кафедре. Это, конечно,
был маршальский жезл, венец его желаний. Но он глубоко вздыхал в
ответ на эти мечты.
Она сидела у окна с книгой, но книга, по-видимому, мало занимала ее: она
была рассеянна или задумчива. Вместо
ответа она подвинула Райскому стул.
Бабушка болезненно вздохнула в
ответ. Ей
было не до шуток. Она взяла у него книгу и велела Пашутке отдать в людскую.
Он забыл свои сомнения, тревоги, синие письма, обрыв, бросился к столу и написал коротенький нежный
ответ, отослал его к Вере, а сам погрузился в какие-то хаотические ощущения страсти. Веры не
было перед глазами; сосредоточенное, напряженное наблюдение за ней раздробилось в мечты или обращалось к прошлому, уже испытанному. Он от мечтаний бросался к пытливому исканию «ключей» к ее тайнам.
На другой день к вечеру он получил коротенький
ответ от Веры, где она успокоивала его, одобряя намерение его уехать, не повидавшись с ней, и изъявила полную готовность помочь ему победить страсть (слово
было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает в тот же день, то
есть в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный отъезд удивил бы весь город и огорчил бы бабушку.
Райский почти обрадовался этому
ответу. У него отлегло от сердца, и он на другой день, то
есть в пятницу после обеда, легко и весело выпрыгнул из кареты губернатора, когда они въехали в слободу близ Малиновки, и поблагодарил его превосходительство за удовольствие приятной прогулки. Он, с дорожным своим мешком, быстро пробежал ворота и явился в дом.
Через час я прихожу, меня не принимают. Захожу на другой день — не принимают. Через два, три дня — то же самое. Обе тетки больны, «барыня», то
есть Софья Николаевна, нездорова, не выезжает и никого не принимает: такие
ответы получал я от слуг.
Наконец он решил подойти стороной: нельзя ли ему самому угадать что-нибудь из ее
ответов на некоторые прежние свои вопросы, поймать имя, остановить ее на нем и облегчить ей признание, которое самой ей сделать, по-видимому,
было трудно, хотя и хотелось, и даже обещала она сделать, да не может.
Он тихо постучался к Вере; никто не отвечал. Подождав минуты две
ответа, он тронул дверь: она
была не заперта изнутри.
— Нет, ты строг к себе. Другой счел бы себя вправе, после всех этих глупых шуток над тобой… Ты их знаешь, эти записки… Пусть с доброй целью — отрезвить тебя, пошутить — в
ответ на твои шутки. — Все же — злость, смех! А ты и не шутил… Стало
быть, мы, без нужды,
были только злы и ничего не поняли… Глупо! глупо! Тебе
было больнее, нежели мне вчера…
Вера
была не в лучшем положении. Райский поспешил передать ей разговор с бабушкой, — и когда, на другой день, она, бледная, измученная, утром рано послала за ним и спросила: «Что бабушка?» — он, вместо
ответа, указал ей на Татьяну Марковну, как она шла по саду и по аллеям в поле.
«Если сегодня не получу
ответа, — сказано
было дальше, — завтра в пять часов
буду в беседке… Мне надо скорее решать: ехать или оставаться? Приди сказать хоть слово, проститься, если… Нет, не верю, чтобы мы разошлись теперь. Во всяком случае, жду тебя или
ответа. Если больна, я проберусь сам…»
Она спустилась вниз, скользнула по коридорам, отыскала Якова и велела сказать мальчику, чтобы шел, что
ответ будет после.
— Вот мой
ответ! — заключила она, передавая ему незапечатанный листок, — отдайте ему и прибавьте, что хотите, если нужно
будет; вы знаете все…
— Очень жалею; стало
быть, вам самим нужен покой… Вы дадите какой-нибудь
ответ на эту записку?
— И писем не
будете писать, — давал за него
ответ Тушин, — потому что их не передадут. В дом тоже не придете — вас не примут…
Ему все еще хотелось удержаться в позиции и удалиться с некоторым достоинством, сохраняя за собой право не давать
ответа. Но Тушин уже знал, что другого
ответа быть не может. Марк чувствовал это и стал отступать постепенно.
— Да, пожалуй, и нам, и — может
быть — целому городу! Я позволю себе только поручиться Вере Васильевне, что
ответ ваш
будет вами буквально исполнен. Прощайте.
И этот посредник, несмотря на резкие вызовы, очевидно, сдерживался, боясь, не опасности конечно, а тоже скандальной, для Веры и для него самого, сцены — с неприличным человеком. И ко всему этому нужно
было еще дать
ответ! А
ответ один: другого
ответа и нет и нельзя дать, кроме того, какой диктовал ему этот «рыцарь» и «дипломат», унизивший его холодной вежливостью на все его задиранья. Марк как ни ускользал, а дал
ответ!
Бедный!
Ответа не
было. Он начал понемногу посещать гимназию, но на уроках впадал в уныние,
был рассеян, не замечал шуток, шалостей своих учеников, не знавших жалости и пощады к его горю и видевших в нем только «смешного».