Неточные совпадения
Вот послушайте, — обратилась она к папа, — что говорит ваша дочь… как вам нравится это
признание!..» Он, бедный, был смущен и жалок больше меня и смотрел вниз; я знала, что он
один не сердится, а мне хотелось бы умереть в эту минуту со стыда…
Он готов был изломать Веру, как ломают чужую драгоценность, с проклятием: «Не доставайся никому!» Так, по собственному
признанию, сделанному ей, он и поступил бы с другой, но не с ней. Да она и не далась бы в ловушку — стало быть, надо бы было прибегнуть к насилию и сделаться в
одну минуту разбойником.
«Если бы оригинальность вымысла не была общим отпечатком всех пьес Шекспира, — говорит Галлам, — так что
признание одного произведения наиболее оригинальным было бы осуждением других, мы могли бы сказать, что высшие стороны гения Шекспира всего ярче проявились в «Лире». Драма эта отступает более, чем «Макбет», «Отелло» и даже «Гамлет», от правильного образца трагедии, но фабула ее лучше построена, и она проявляет столько же почти сверхчеловеческого вдохновения, как и те».
Наступает время и наступило уже, когда обман, выдающий отрицание — на словах — этой жизни, для приготовления себе будущей, и
признание одного личного животного существования за жизнь и так называемого долга за дело жизни, — когда обман этот становится ясным для большинства людей, и только забитые нуждой и отупевшие от похотливой жизни люди могут еще существовать, не чувствуя бессмысленности и бедственности своего существования.
Неточные совпадения
Вронский три года не видал Серпуховского. Он возмужал, отпустив бакенбарды, но он был такой же стройный, не столько поражавший красотой, сколько нежностью и благородством лица и сложения.
Одна перемена, которую заметил в нем Вронский, было то тихое, постоянное сияние, которое устанавливается на лицах людей, имеющих успех и уверенных в
признании этого успеха всеми. Вронский знал это сияние и тотчас же заметил его на Серпуховском.
«Да,
одно очевидное, несомненное проявление Божества — это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в
признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми в
одно общество верующих, которое называют церковью.
Ушли все на минуту, мы с нею как есть
одни остались, вдруг бросается мне на шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю женой, что она сделает меня счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь от меня только
одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное
признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою девичьего стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
— Ко всем моим
признаниям я должен прибавить еще
одно…
И несмотря на то, что между ними не было сказано ни
одного слова, во взгляде, которым они обменялись, было
признание того, что они помнят и важны друг для друга.