Неточные совпадения
Надежда Васильевна и Анна Васильевна Пахотины, хотя были скупы и не
ставили собственно личность своего братца в грош, но дорожили именем, которое он носил, репутацией и важностью
дома, преданиями, и потому, сверх определенных ему пяти тысяч карманных денег, в разное время выдавали ему субсидии около такой же суммы, и потом еще, с выговорами, с наставлениями, чуть не с плачем, всегда к концу года платили почти столько же по счетам портных, мебельщиков и других купцов.
Но «Армида» и две дочки предводителя царствовали наперекор всему. Он попеременно
ставил на пьедестал то одну, то другую, мысленно становился на колени перед ними, пел, рисовал их, или грустно задумывался, или мурашки бегали по нем, и он ходил, подняв голову высоко, пел на весь
дом, на весь сад, плавал в безумном восторге. Несколько суток он беспокойно спал, метался…
Прочими книгами в старом
доме одно время заведовала Вера, то есть брала, что ей нравилось, читала или не читала, и
ставила опять на свое место. Но все-таки до книг дотрогивалась живая рука, и они кое-как уцелели, хотя некоторые, постарее и позамасленнее, тронуты были мышами. Вера писала об этом через бабушку к Райскому, и он поручил передать книги на попечение Леонтия.
— Кто же вас пустит в трактир? — возразил он, — мой
дом, кухня, люди, я сам — к вашим услугам, — я за честь
поставлю…
— И, наконец, — торопливо досказывал он, так что на зубах вскочил пузырь, — что земская полиция в деревне велела делать мостовую и тротуары, а в
доме поставили роту солдат…
Райский увел Козлова в старый
дом, посмотреть его комнату, куда бабушка велела
поставить ему кровать и на ночь вытопить печь и тотчас же вставить рамы.
Неточные совпадения
Каренины, муж и жена, продолжали жить в одном
доме, встречались каждый день, но были совершенно чужды друг другу. Алексей Александрович за правило
поставил каждый день видеть жену, для того чтобы прислуга не имела права делать предположения, но избегал обедов
дома. Вронский никогда не бывал в
доме Алексея Александровича, но Анна видала его вне
дома, и муж знал это.
— Милушкин, кирпичник! мог
поставить печь в каком угодно
доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного. А Еремей Сорокоплёхин! да этот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! Это не то, что вам продаст какой-нибудь Плюшкин.
Для гостиной пригодилась мебель из московского
дома, в маленькой приемной он
поставил круглый стол, полдюжины венских стульев, повесил чей-то рисунок пером с Гудонова Вольтера, гравюру Матэ, изображавшую сердитого Салтыкова-Щедрина, гравюрку Гаварни — французский адвокат произносит речь.
Самгин не впервые подумал, что в этих крепко построенных
домах живут скучноватые, но, в сущности, неглупые люди, живут недолго, лет шестьдесят, начинают думать поздно и за всю жизнь не
ставят пред собою вопросов — божество или человечество, вопросов о достоверности знания, о…
Какие-то неприятные молоточки стучали изнутри черепа в кости висков.
Дома он с минуту рассматривал в зеркале возбужденно блестевшие глаза, седые нити в поредевших волосах, отметил, что щеки стали полнее, лицо — круглей и что к такому лицу бородка уже не идет, лучше сбрить ее. Зеркало показывало, как в соседней комнате
ставит на стол посуду пышнотелая, картинная девица, румянощекая, голубоглазая, с золотистой косой ниже пояса.