Неточные совпадения
— Да, прекрасно, — говорил он, вдумываясь
в назначение профессора, — действовать на ряды поколений живым
словом,
передавать все, что сам знаешь и любишь!
— Зачем притворяться: вы только откажитесь искренно, не на
словах со мной, а
в душе
перед самим собой, от меня.
Он стал весел, развязен и раза два гулял с Верой, как с посторонней, милой, умной собеседницей, и сыпал
перед ней, без умысла и желания добиваться чего-нибудь, весь свой запас мыслей, знаний, анекдотов, бурно играл фантазией, разливался
в шутках или
в задумчивых догадках развивал свое миросозерцание, —
словом, жил тихою, но приятною жизнью, ничего не требуя, ничего ей не навязывая.
Этот атлет по росту и силе, по-видимому не ведающий никаких страхов и опасностей здоровяк, робел
перед красивой, слабой девочкой, жался от ее взглядов
в угол, взвешивал свои
слова при ней, очевидно сдерживал движения, караулил ее взгляд, не прочтет ли
в нем какого-нибудь желания, боялся, не сказать бы чего-нибудь неловко, не промахнуться, не показаться неуклюжим.
Голова ее приподнялась, и по лицу на минуту сверкнул луч гордости, почти счастья, но
в ту же минуту она опять поникла головой. Сердце билось тоской
перед неизбежной разлукой, и нервы упали опять. Его
слова были прелюдией прощания.
Он это видел, гордился своим успехом
в ее любви, и тут же падал, сознаваясь, что, как он ни бился развивать Веру, давать ей свой свет, но кто-то другой, ее вера, по ее
словам, да какой-то поп из молодых, да Райский с своей поэзией, да бабушка с моралью, а еще более — свои глаза, свой слух, тонкое чутье и женские инстинкты, потом воля — поддерживали ее силу и давали ей оружие против его правды, и окрашивали старую, обыкновенную жизнь и правду
в такие здоровые цвета,
перед которыми казалась и бледна, и пуста, и фальшива, и холодна — та правда и жизнь, какую он добывал себе из новых, казалось бы — свежих источников.
Она
передала ему
в коротких
словах историю. Он встал, минуты три ходил взад и вперед, потом остановился
перед ней.
Райский также привязался к ним обеим, стал их другом. Вера и бабушка высоко поднялись
в его глазах, как святые, и он жадно ловил каждое
слово, взгляд, не зная,
перед кем умиляться, плакать.
Вера, по настоянию бабушки (сама Татьяна Марковна не могла),
передала Райскому только глухой намек о ее любви, предметом которой был Ватутин, не сказав ни
слова о «грехе». Но этим полудоверием вовсе не решилась для Райского загадка — откуда бабушка,
в его глазах старая девушка, могла почерпнуть силу, чтоб снести, не с девическою твердостью, мужественно, не только самой — тяжесть «беды», но успокоить и Веру, спасти ее окончательно от нравственной гибели, собственного отчаяния.
Неточные совпадения
В какой-то дикой задумчивости бродил он по улицам, заложив руки за спину и бормоча под нос невнятные
слова. На пути встречались ему обыватели, одетые
в самые разнообразные лохмотья, и кланялись
в пояс.
Перед некоторыми он останавливался, вперял непонятливый взор
в лохмотья и произносил:
Понятно, как должен был огорчиться бригадир, сведавши об таких похвальных
словах. Но так как это было время либеральное и
в публике ходили толки о пользе выборного начала, то распорядиться своею единоличною властию старик поопасился. Собравши излюбленных глуповцев, он вкратце изложил
перед ними дело и потребовал немедленного наказания ослушников.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил
перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье,
в особенности; но оттого ли, что
в словах его было более личной веры
в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого, что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как бы то ни было, результат его убеждений был таков, что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
— Но человек может чувствовать себя неспособным иногда подняться на эту высоту, — сказал Степан Аркадьич, чувствуя, что он кривит душою, признавая религиозную высоту, но вместе с тем не решаясь признаться
в своем свободомыслии
перед особой, которая одним
словом Поморскому может доставить ему желаемое место.
Катавасов
в коротких
словах передал ему последнее известие и, войдя
в кабинет, познакомил Левина с невысоким, плотным, очень приятной наружности человеком.