Неточные совпадения
Райский лет десять живет в Петербурге, то есть
у него там есть приют, три порядочные комнаты, которые он нанимает
у немки и постоянно
оставляет квартиру за
собой, а сам редко полгода выживал в Петербурге с тех пор, как
оставил службу.
Райский унес кое-что оттуда и ускользнул,
оставив Козлову свою дружбу, а
у себя навсегда образ его простой, младенческой души.
Там был записан старый эпизод, когда он только что расцветал, сближался с жизнью, любил и его любили. Он записал его когда-то под влиянием чувства, которым жил, не зная тогда еще, зачем, — может быть, с сентиментальной целью посвятить эти листки памяти своей тогдашней подруги или
оставить для
себя заметку и воспоминание в старости о молодой своей любви, а может быть,
у него уже тогда бродила мысль о романе, о котором он говорил Аянову, и мелькал сюжет для трогательной повести из собственной жизни.
— Жалко Марию. Вот «Гулливеровы путешествия» нашла
у вас в библиотеке и
оставила у себя. Я их раз семь прочла. Забуду немного и опять прочту. Еще «Кота Мура», «Братья Серапионы», «Песочный человек»: это больше всего люблю.
Он смущался, уходил и сам не знал, что с ним делается. Перед выходом
у всех оказалось что-нибудь:
у кого колечко,
у кого вышитый кисет, не говоря о тех знаках нежности, которые не
оставляют следа по
себе. Иные удивлялись, кто почувствительнее, ударились в слезы, а большая часть посмеялись над
собой и друг над другом.
Он почти со скрежетом зубов ушел от нее,
оставив у ней книги. Но, обойдя дом и воротясь к
себе в комнату, он нашел уже книги на своем столе.
У ней сильно задрожал от улыбки подбородок, когда он сам остроумно сравнил
себя с выздоровевшим сумасшедшим, которого уже не боятся
оставлять одного, не запирают окон в его комнате, дают ему нож и вилку за обедом, даже позволяют самому бриться, — но все еще
у всех в доме памятны недавние сцены неистовства, и потому внутренне никто не поручится, что в одно прекрасное утро он не выскочит из окна или не перережет
себе горла.
— И это
оставим? Нет, не
оставлю! — с вспыхнувшей злостью сказал он, вырвав
у ней руку, — ты как кошка с мышью играешь со мной! Я больше не позволю, довольно! Ты можешь откладывать свои секреты до удобного времени, даже вовсе о них не говорить: ты вправе, а о
себе я требую немедленного ответа. Зачем я тебе? Какую ты роль дала мне и зачем, за что!
Глаза ее устремлены были куда-то далеко от книги. На плеча накинут белый большой шерстяной платок, защищавший ее от свежего, осеннего воздуха, который в открытое окно наполнял комнату. Она еще не позволяла вставить
у себя рам и подолгу
оставляла окно открытым.
Он шел медленно, сознавая, что за спиной
у себя оставлял навсегда то, чего уже никогда не встретит впереди. Обмануть ее, увлечь, обещать «бессрочную любовь», сидеть с ней годы, пожалуй — жениться…
— Скорей! я замучаюсь, пока она не узнает, а
у меня еще много мук… — «И это неглавная!» — подумала про
себя. — Дай мне спирт, там где-то… — прибавила она, указывая, где стоял туалет. — А теперь поди…
оставь меня… я устала…
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно
оставил его у себя. Хотите, прочту?
Пришлось обращаться за помощью к соседям. Больше других выказали вдове участие старики Бурмакины, которые однажды, под видом гощения, выпросили у нее младшую дочь Людмилу, да так и
оставили ее у себя воспитывать вместе с своими дочерьми. Дочери между тем росли и из хорошеньких девочек сделались красавицами невестами. В особенности, как я уж сказал, красива была Людмила, которую весь полк называл не иначе, как Милочкой. Надо было думать об женихах, и тут началась для вдовы целая жизнь тревожных испытаний.
— А здешний воротила, портерную держит, лавочку, весь мир у него под пятой, и начальство привержено. Сын у него в школе, так он подарок Людмиле Михайловне вздумал поднести, а она уперлась. Он, конечно, обиделся, доносы стал писать — ну, и пришлось бежать. Земство так и не
оставило ее у себя; живет она теперь в городе в помощницах у одной помещицы, которая вроде пансиона содержит.
Неточные совпадения
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, —
у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку
себе оставь;
у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую
себе оставь. Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
Утренняя роса еще оставалась внизу на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить ноги, попросил довезти
себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста,
у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около колес и ног лошади,
оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
— Послушайте, Максим Максимыч! — сказал Печорин, приподнявшись. — Ведь вы добрый человек, — а если отдадим дочь этому дикарю, он ее зарежет или продаст. Дело сделано, не надо только охотою портить;
оставьте ее
у меня, а
у себя мою шпагу…
— «Лети-ка, Летика», — сказал я
себе, — быстро заговорил он, — когда я с кабельного мола увидел, как танцуют вокруг брашпиля наши ребята, поплевывая в ладони.
У меня глаз, как
у орла. И я полетел; я так дышал на лодочника, что человек вспотел от волнения. Капитан, вы хотели
оставить меня на берегу?
На всякий случай есть
у меня и еще к вам просьбица, — прибавил он, понизив голос, — щекотливенькая она, а важная: если, то есть на всякий случай (чему я, впрочем, не верую и считаю вас вполне неспособным), если бы на случай, — ну так, на всякий случай, — пришла бы вам охота в эти сорок — пятьдесят часов как-нибудь дело покончить иначе, фантастическим каким образом — ручки этак на
себя поднять (предположение нелепое, ну да уж вы мне его простите), то —
оставьте краткую, но обстоятельную записочку.