— С вами ни за что и не поеду, вы не посидите
ни минуты покойно в лодке… Что это шевелится у вас в бумаге? — вдруг спросила она. — Посмотрите, бабушка… ах, не змея ли?
Неточные совпадения
— Как это вы делали, расскажите! Так же сидели, глядели на все покойно, так же, с помощью ваших двух фей, медленно одевались, покойно ждали кареты, чтоб ехать туда, куда рвалось сердце? не вышли
ни разу из себя, тысячу раз не спросили себя мысленно, там ли он, ждет ли, думает ли? не изнемогли
ни разу, не покраснели от напрасно потерянной
минуты или от счастья, увидя, что он там? И не сбежала краска с лица, не являлся
ни испуг,
ни удивление, что его нет?
Но когда на учителя находили игривые
минуты и он, в виде забавы, выдумывал, а не из книги говорил свои задачи, не прибегая
ни к доске,
ни к грифелю,
ни к правилам,
ни к пинкам, — скорее всех, путем сверкающей в голове догадки, доходил до результата Райский.
Тогда все люди казались ему евангельскими гробами, полными праха и костей. Бабушкина старческая красота, то есть красота ее характера, склада ума, старых цельных нравов, доброты и проч., начала бледнеть. Кое-где мелькнет в глаза неразумное упорство, кое-где эгоизм; феодальные замашки ее казались ему животным тиранством, и в
минуты уныния он не хотел даже извинить ее
ни веком,
ни воспитанием.
Райский сам устал, но его терзала злоба, и он не чувствовал
ни усталости,
ни сострадания к своей жертве. Прошло пять
минут.
Она все хотела во что бы то
ни стало видеться с ним наедине и все выбирала удобную
минуту сесть подле него, уверяя всех и его самого, что он хочет что-то сказать ей без свидетелей.
Она, наклонив голову, стояла у подъема на обрыв, как убитая. Она припоминала всю жизнь и не нашла
ни одной такой горькой
минуты в ней. У ней глаза были полны слез.
Неизвестность, ревность, пропавшие надежды на счастье и впереди все те же боли страсти, среди которой он не знал
ни тихих дней,
ни ночей,
ни одной
минуты отдыха! Засыпал он мучительно, трудно. Сон не сходил, как друг, к нему, а являлся, как часовой, сменить другой мукой муку бдения.
В городе вообще ожидали двух событий: свадьбы Марфеньки с Викентьевым, что и сбылось, — и в перспективе свадьбы Веры с Тушиным. А тут вдруг, против ожидания, произошло что-то непонятное. Вера явилась на
минуту в день рождения сестры, не сказала
ни с кем почти слова и скрылась с Тушиным в сад, откуда ушла к себе, а он уехал, не повидавшись с хозяйкой дома.
В краткий период безначалия (см."Сказание о шести градоначальницах"), когда в течение семи дней шесть градоначальниц вырывали друг у друга кормило правления, он с изумительною для глуповца ловкостью перебегал от одной партии к другой, причем так искусно заметал следы свои, что законная власть
ни минуты не сомневалась, что Козырь всегда оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее.
Ни минуты не думая, Анна села с письмом Бетси к столу и, не читая, приписала внизу: «Мне необходимо вас видеть. Приезжайте к саду Вреде. Я буду там в 6 часов». Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала письмо.
Я помню, что в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал
ни минуты. Писать я не мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по комнате; потом сел и открыл роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на столе: то были «Шотландские пуритане»; я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?..
И, уехав домой,
ни минуты не медля, чтобы не замешивать никого и все концы в воду, сам нарядился жандармом, оказался в усах и бакенбардах — сам черт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, и, схвативши первую бабу, какая попалась, сдал ее двум чиновным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился, в усах и с ружьем, как следует, к часовым:
Неточные совпадения
Ни с чем нельзя сравнить презрения, которое ощутил я к нему в ту же
минуту.
Вральман. Тафольно, мая матушка, тафольно. Я сафсегда ахотник пыл смотреть публик. Пыфало, о праснике съетутса в Катрингоф кареты с хоспотам. Я фсё на них сматру. Пыфало, не сойту
ни на
минуту с косел.
Но как
ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько
минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
Дома он через
минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то
ни было, то в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже в известном смысле было прочнее его.
Как и всякое выражение истинно плодотворной деятельности, управление его не было
ни громко,
ни блестяще, не отличалось
ни внешними завоеваниями,
ни внутренними потрясениями, но оно отвечало потребности
минуты и вполне достигало тех скромных целей, которые предположило себе.