Неточные совпадения
С тех пор как у Райского явилась новая задача —
Вера, он реже
и холоднее спорил с бабушкой
и почти не занимался Марфенькой, особенно после вечера в саду, когда она не подала никаких
надежд на превращение из наивного, подчас ограниченного, ребенка в женщину.
Внезапный поцелуй
Веры взволновал Райского больше всего. Он чуть не заплакал от умиления
и основал было на нем дальние
надежды, полагая, что простой случай, неприготовленная сцена, где он нечаянно высказался просто, со стороны честности
и приличия, поведут к тому, чего он добивался медленным
и трудным путем, — к сближению.
Надежда быть близким к
Вере питалась в нем не одним только самолюбием: у него не было нахальной претензии насильно втереться в сердце, как бывает у многих писаных красавцев, у крепких, тупоголовых мужчин, —
и чем бы ни было — добиться успеха. Была робкая, слепая
надежда, что он может сделать на нее впечатление,
и пропала.
Но когда он прочитал письмо
Веры к приятельнице, у него невидимо
и незаметно даже для него самого, подогрелась эта
надежда. Она там сознавалась, что в нем, в Райском, было что-то: «
и ум,
и много талантов, блеска, шума или жизни, что, может быть, в другое время заняло бы ее, а не теперь…»
Он не хотел любить
Веру, да
и нельзя, если б хотел: у него отняты все права, все
надежды. Ее нежнейшая мольба, обращенная к нему — была — «уехать поскорей», а он был занят, полон ею, одною ею,
и ничем больше!
Татьяна Марковна разделяла со многими другими
веру в печатное слово вообще, когда это слово было назидательно, а на этот раз, в столь близком ее сердцу деле, она поддалась
и некоторой суеверной
надежде на книгу, как на какую-нибудь ладанку или нашептыванье.
Через день пришел с Волги утром рыбак
и принес записку от
Веры с несколькими ласковыми словами. Выражения: «милый брат», «
надежды на лучшее будущее», «рождающаяся искра нежности, которой не хотят дать ходу»
и т. д., обдали Райского искрами счастья.
— У вас какая-то сочиненная
и придуманная любовь… как в романах… с
надеждой на бесконечность… словом — бессрочная! Но честно ли то, что вы требуете от меня,
Вера? Положим, я бы не назначал любви срока, скача
и играя, как Викентьев, подал бы вам руку «навсегда»: чего же хотите вы еще? Чтоб «Бог благословил союз», говорите вы, то есть чтоб пойти в церковь — да против убеждения — дать публично исполнить над собой обряд… А я не верю ему
и терпеть не могу попов: логично ли, честно ли я поступлю!..
Оба понимали, что каждый с своей точки зрения прав — но все-таки безумно втайне надеялись, он — что она перейдет на его сторону, а она — что он уступит, сознавая в то же время, что
надежда была нелепа, что никто из них не мог, хотя бы
и хотел, внезапно переродиться, залучить к себе, как шапку надеть, другие убеждения, другое миросозерцание, разделить
веру или отрешиться от нее.
Надо вырвать корень болезни, а он был не в одной
Вере, но
и в бабушке —
и во всей сложной совокупности других обстоятельств: ускользнувшее счастье, разлука, поблекшие
надежды жизни — все! Да,
Веру нелегко утешить!
Он молчал, делая
и отвергая догадки. Он бросил макинтош
и отирал пот с лица. Он из этих слов видел, что его
надежды разлетелись вдребезги, понял, что
Вера любит кого-то… Другого ничего он не видел, не предполагал. Он тяжело вздохнул
и сидел неподвижно, ожидая объяснения.
— Простите, — продолжал потом, — я ничего не знал,
Вера Васильевна. Внимание ваше дало мне
надежду. Я дурак —
и больше ничего… Забудьте мое предложение
и по-прежнему давайте мне только права друга… если стою, — прибавил он,
и голос на последнем слове у него упал. — Не могу ли я помочь? Вы, кажется, ждали от меня услуги?
Вера не шла, боролась —
и незаметно мало-помалу перешла сама в активную роль: воротить
и его на дорогу уже испытанного добра
и правды, увлечь, сначала в правду любви, человеческого, а не животного счастья, а там
и дальше, в глубину ее
веры, ее
надежд!..
Вере становилось тепло в груди, легче на сердце. Она внутренно вставала на ноги, будто пробуждалась от сна, чувствуя, что в нее льется волнами опять жизнь, что тихо, как друг, стучится мир в душу, что душу эту, как темный, запущенный храм, осветили огнями
и наполнили опять молитвами
и надеждами. Могила обращалась в цветник.
От этого у Тушина, тихо, пока украдкой от него самого, теплился, сквозь горе, сквозь этот хаос чувств, тоски, оскорблений — слабый луч
надежды, не на прежнее, конечно, полное, громадное счастье взаимности, но на счастье не совсем терять
Веру из виду, удержать за собой навсегда ее дружбу
и вдалеке когда-нибудь, со временем, усилить ее покойную, прочную симпатию к себе
и…
и…
Вера, глядя на него, угадала, что он во второй раз скатился с своего обрыва счастливых
надежд. Ее сердце, женский инстинкт, дружба — все бросилось на помощь бедному Тушину,
и она не дала рухнуть окончательно всем его
надеждам, удержав одну, какую только могла дать ему в своем положении, — это безграничное доверие
и уважение.
Это молчаливое спокойствие бесило Марка. Сломанная беседка
и появление Тушина в роли посредника показали ему, что
надежды его кончаются, что
Вера не колеблется больше, что она установилась на своем намерении не видеться с ним никогда.
Ужели даром бился он в этой битве
и устоял на ногах, не добыв погибшего счастья. Была одна только неодолимая гора:
Вера любила другого, надеялась быть счастлива с этим другим — вот где настоящий обрыв! Теперь
надежда ее умерла, умирает, по словам ее («а она никогда не лжет
и знает себя», — подумал он), — следовательно, ничего нет больше, никаких гор! А они не понимают, выдумывают препятствия!
— Будет? — повторил
и он, подступив к ней широкими шагами,
и чувствовал, что волосы у него поднимаются на голове
и дрожь бежит по телу. — Татьяна Марковна! Не маните меня напрасной
надеждой, я не мальчик! Что я говорю — то верно, но хочу, чтоб
и то, что сказано мне — было верно, чтобы не отняли у меня потом! Кто мне поручится, что это будет, что
Вера Васильевна… когда-нибудь…
Как ни велика была
надежда Татьяны Марковны на дружбу
Веры к нему
и на свое влияние на нее, но втайне у ней возникали некоторые опасения. Она рассчитывала на послушание
Веры — это правда, но не на слепое повиновение своей воле. Этого она
и не хотела
и не взялась бы действовать на волю.