Неточные совпадения
— Ты не смейся и не шути: в роман все уходит — это не то, что драма или комедия — это как океан: берегов нет, или не видать; не тесно, все уместится
там. И знаешь,
кто навел меня на мысль о романе: наша общая знакомая, помнишь Анну Петровну?
Потом осмотрел каждого ученика и заметил все особенности: у одного лоб и виски вогнуты внутрь головы, у другого мордастое лицо далеко выпятилось вперед,
там вон у двоих, у одного справа, у другого слева, на лбу волосы растут вихорком и т. д., всех заметил и изучил, как
кто смотрит.
Печати тонкой, артистической жизни нет: та, у
кого бы она была, не могла бы жить этой жизнью: она задохнулась бы.
Там вкус — в сервизах, экипажах, лошадях, лакеях, горничных, одетых, как балетные феи.
Наконец вот выставка. Он из угла смотрит на свою картину, но ее не видать, перед ней толпа,
там произносят его имя. Кто-то изменил ему, назвал его, и толпа от картины обратилась к нему.
— Наутро, — продолжала Софья со вздохом, — я ждала, пока позовут меня к maman, но меня долго не звали. Наконец за мной пришла ma tante, Надежда Васильевна, и сухо сказала, чтобы я шла к maman. У меня сердце сильно билось, и я сначала даже не разглядела, что было и
кто был у maman в комнате.
Там было темно, портьеры и шторы спущены, maman казалась утомлена; подло нее сидели тетушка, mon oncle, prince Serge, и папа…
Там кто-то бездействует у окна, с пенковой трубкой, и когда бы
кто ни прошел, всегда сидит он — с довольным, ничего не желающим и нескучающим взглядом.
— Если послушать ее, — продолжала Ульяна Андреевна, — так все сиди на месте, не повороти головы, не взгляни ни направо, ни налево, ни с
кем слова не смей сказать: мастерица осуждать! А сама с Титом Никонычем неразлучна: тот и днюет и ночует
там…
— А
кто ее знает, что она
там делает за Волгой?
— Поди ты с своей Лукрецией! — небрежно сказала она, — с
кем он
там меня не сравнивает? Я — и Клеопатра, и какая-то Постумия, и Лавиния, и Корнелия, еще матрона… Ты лучше книги бери, когда дарят! Борис Павлович подарит мне…
Жилось ему сносно: здесь не было ни в
ком претензии казаться чем-нибудь другим, лучше, выше, умнее, нравственнее; а между тем на самом деле оно было выше, нравственнее, нежели казалось, и едва ли не умнее.
Там, в куче людей с развитыми понятиями, бьются из того, чтобы быть проще, и не умеют; здесь, не думая о том, все просты, никто не лез из кожи подделаться под простоту.
—
Кто еще
там? — спросил Райский и отпер дверь.
— Нет, — начал он, — есть ли кто-нибудь, с
кем бы вы могли стать вон
там, на краю утеса, или сесть в чаще этих кустов —
там и скамья есть — и просидеть утро или вечер, или всю ночь, и не заметить времени, проговорить без умолку или промолчать полдня, только чувствуя счастье — понимать друг друга, и понимать не только слова, но знать, о чем молчит другой, и чтоб он умел читать в этом вашем бездонном взгляде вашу душу, шепот сердца… вот что!
— И мне жаль, Борюшка. Я хотела сама съездить к нему — у него честная душа, он — как младенец! Бог дал ему ученость, да остроты не дал… закопался в свои книги! У
кого он
там на руках!.. Да вот что: если за ним нет присмотру, перевези его сюда — в старом доме пусто, кроме Вериной комнаты… Мы его
там пока поместим… Я на случай велела приготовить две комнаты.
— Ну,
кто — Маркушка: я чаю, есть хочет. Ведь ты говоришь, что застал его
там…
— Боже мой, ужели она до поздней ночи остается на этих свиданиях? Да
кто, что она такое эта моя статуя, прекрасная, гордая Вера? Она
там; может быть, хохочет надо мной, вместе с ним…
Кто он? Я хочу знать —
кто он? — в ярости сказал он вслух. — Имя, имя! Я ей — орудие, ширма, покрышка страсти… Какой страсти!
— Нашел на
ком спрашивать! На нее нечего пенять, она смешна, и ей не поверили. А тот старый сплетник узнал, что Вера уходила, в рожденье Марфеньки, с Тушиным в аллею, долго говорила
там, а накануне пропадала до ночи и после слегла, — и переделал рассказ Полины Карповны по-своему. «Не с Райским, говорит, она гуляла ночью и накануне, а с Тушиным!..» От него и пошло по городу! Да еще
там пьяная баба про меня наплела… Тычков все разведал…
— Садовник спал
там где-то в углу и будто все видел и слышал. Он молчал, боялся, был крепостной… А эта пьяная баба, его вдова, от него слышала — и болтает… Разумеется, вздор —
кто поверит! я первая говорю: ложь, ложь! эта святая, почтенная Татьяна Марковна!.. — Крицкая закатилась опять смехом и вдруг сдержалась. — Но что с вами? Allons donc, oubliez tout! Vive la joie! [Забудьте все! Да здравствует веселье! (фр.)] — сказала она. — Что вы нахмурились? перестаньте. Я велю еще подать вина!
— Сила-то, сила, — промолвил он, — вся еще тут, а надо умирать!.. Старик, тот, по крайней мере, успел отвыкнуть от жизни, а я… Да, поди попробуй отрицать смерть. Она тебя отрицает, и баста!
Кто там плачет? — прибавил он погодя немного. — Мать? Бедная! Кого-то она будет кормить теперь своим удивительным борщом? А ты, Василий Иваныч, тоже, кажется, нюнишь? Ну, коли христианство не помогает, будь философом, стоиком, что ли! Ведь ты хвастался, что ты философ?
Неточные совпадения
Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно
там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это может быть очень худо: господин ревизор или другой
кто может принять это на свой счет.
«Пойдем в село Кузьминское, // Посмотрим праздник-ярмонку!» — // Решили мужики, // А про себя подумали: // «Не
там ли он скрывается, //
Кто счастливо живет?..»
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли
там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж
кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
— Что ж,
там нужны люди, — сказал он, смеясь глазами. И они заговорили о последней военной новости, и оба друг перед другом скрыли свое недоумение о том, с
кем назавтра ожидается сражение, когда Турки, по последнему известию, разбиты на всех пунктах. И так, оба не высказав своего мнения, они разошлись.
— Что же вы
там делали,
кто был? — сказала она, помолчав.