Неточные совпадения
Вскоре после смерти жены он
было попросился туда, но образ его жизни, нравы и его затеи так
были известны в обществе, что ему, в ответ на просьбу, коротко отвечено
было: «Незачем». Он пожевал губами, похандрил, потом сделал какое-то громадное,
дорогое сумасбродство и успокоился. После того, уже промотавшись окончательно, он в Париж не порывался.
Она
была всегда в оппозиции с местными властями: постой ли к ней назначат или велят
дороги чинить, взыскивают ли подати: она считала всякое подобное распоряжение начальства насилием, бранилась, ссорилась, отказывалась платить и об общем благе слышать не хотела.
— В вас погибает талант; вы не выбьетесь, не выйдете на широкую
дорогу. У вас недостает упорства,
есть страстность, да страсти, терпенья нет! Вот и тут, смотрите, руки только что намечены, и неверно, плечи несоразмерны, а вы уж завертываете, бежите показывать, хвастаться…
— Потому, что один я лишний в эту минуту, один я прочел вашу тайну в зародыше. Но… если вы мне вверите ее, тогда я, после него,
буду дороже для вас всех…
— Да как это ты подкрался: караулили, ждали, и всё даром! — говорила Татьяна Марковна. — Мужики караулили у меня по ночам. Вот и теперь послала
было Егорку верхом на большую
дорогу, не увидит ли тебя? А Савелья в город — узнать. А ты опять — как тогда! Да дайте же завтракать! Что это не дождешься? Помещик приехал в свое родовое имение, а ничего не готово: точно на станции! Что прежде готово, то и подавайте.
— Как с
дороги не
поесть: это уж обычай такой! — твердила она свое. — Вот бульону, вот цыпленка… Еще пирог
есть…
— Не устал ли ты с
дороги? Может
быть, уснуть хочешь: вон ты зеваешь? — спросила она, — тогда оставим до утра.
— Вот эти суда посуду везут, — говорила она, — а это расшивы из Астрахани плывут. А вот, видите, как эти домики окружило водой? Там бурлаки живут. А вон, за этими двумя горками,
дорога идет к попадье. Там теперь Верочка. Как там хорошо, на берегу! В июле мы
будем ездить на остров, чай
пить. Там бездна цветов.
Леонтий впадал в пристрастие к греческой и латинской грамоте и бывал иногда сух, казался педантичен, и это не из хвастовства, а потому, что она
была ему мила, она
была одеждой, сосудом, облекавшим милую,
дорогую изученную им и приветливо открывавшуюся ему старую жизнь, давшую начало настоящей и грядущей жизни.
Леонтий
был классик и безусловно чтил все, что истекало из классических образцов или что подходило под них. Уважал Корнеля, даже чувствовал слабость к Расину, хотя и говорил с усмешкой, что они заняли только тоги и туники, как в маскараде, для своих маркизов: но все же в них звучали древние имена
дорогих ему героев и мест.
Рассуждает она о людях, ей знакомых, очень метко, рассуждает правильно о том, что делалось вчера, что
будет делаться завтра, никогда не ошибается; горизонт ее кончается — с одной стороны полями, с другой Волгой и ее горами, с третьей городом, а с четвертой —
дорогой в мир, до которого ей дела нет.
— Oh! Madame, je suis bien reconnaissant. Mademoiselle, je vous prie, restez de grâce! [О! Сударыня, я вам очень признателен. Прошу вас, мадемуазель, пожалуйста, останьтесь! (фр.)] — бросился он, почтительно устремляя руки вперед, чтоб загородить
дорогу Марфеньке, которая пошла
было к дверям. — Vraiment, je ne puis pas: j’ai des visites а faire… Ah, diable, çа n’entre pas… [Но я, право, не могу: я должен сделать несколько визитов… А, черт, не надеваются… (фр.)]
На Марфеньку и на Викентьева точно живой водой брызнули. Она схватила ноты, книгу, а он шляпу, и только
было бросились к дверям, как вдруг снаружи, со стороны проезжей
дороги, раздался и разнесся по всему дому чей-то дребезжащий голос.
Он
дорогой придумал до десяти редакций последнего разговора с ней. И тут опять воображение стало рисовать ему, как он явится ей в новом, неожиданном образе, смелый, насмешливый, свободный от всяких надежд, нечувствительный к ее красоте, как она удивится, может
быть… опечалится!
Тебе на голову валятся каменья, а ты в страсти думаешь, что летят розы на тебя, скрежет зубов
будешь принимать за музыку, удары от
дорогой руки покажутся нежнее ласк матери.
Между рощей и проезжей
дорогой стояла в стороне, на лугу, уединенная деревянная часовня, почерневшая и полуразвалившаяся, с образом Спасителя, византийской живописи, в бронзовой оправе. Икона почернела от времени, краски местами облупились; едва можно
было рассмотреть черты Христа: только веки
были полуоткрыты, и из-под них задумчиво глядели глаза на молящегося, да видны
были сложенные в благословение персты.
— Послушайте, — сказала она серьезно, — покой бабушки мне
дорог,
дороже, нежели, может
быть, она думает…
В моменты мук, напротив, он
был худ, бледен, болен, не
ел и ходил по полям, ничего не видя, забывая
дорогу, спрашивая у встречных мужиков, где Малиновка, направо или налево?
И надо
было бы тотчас бежать, то
есть забывать Веру. Он и исполнил часть своей программы. Поехал в город кое-что купить в
дорогу. На улице он встретил губернатора. Тот упрекнул его, что давно не видать? Райский отозвался нездоровьем и сказал, что уезжает на днях.
— Как же я могу помочь, когда не знаю ни твоего горя, ни опасности? Откройся мне, и тогда простой анализ чужого ума разъяснит тебе твои сомнения, удалит, может
быть, затруднения, выведет на
дорогу… Иногда довольно взглянуть ясно и трезво на свое положение, и уже от одного сознания становится легче. Ты сама не можешь: дай мне взглянуть со стороны. Ты знаешь, два ума лучше одного…
— Марфе Васильевне! — любезно улыбаясь, говорил Тит Никоныч, — я очень счастлив, что вам нравится, — вы знаток. Ваш вкус мне порукой, что этот подарок
будет благосклонно принят
дорогой новорожденной к ее свадьбе. Какая отменная девица! Поглядите, эти розы, можно сказать,
суть ее живое подобие. Она
будет видеть в зеркале свое пленительное личико, а купидоны ей
будут улыбаться…
Они долго шли до того места, где ему надо
было перескочить через низенький плетень на
дорогу, а ей взбираться, между кустов, по тропинке на гору, в сад.
Она страдала за эти уродливости и от этих уродливостей, мешавших жить, чувствовала нередко цепи и готова бы
была, ради правды, подать руку пылкому товарищу, другу, пожалуй мужу, наконец… чем бы он ни
был для нее, — и идти на борьбу против старых врагов, стирать ложь, мести сор, освещать темные углы, смело, не слушая старых, разбитых голосов, не только Тычковых, но и самой бабушки, там, где последняя безусловно опирается на старое, вопреки своему разуму, — вывести, если можно, и ее на другую
дорогу.
От этого она только сильнее уверовала в последнее и убедилась, что — как далеко человек ни иди вперед, он не уйдет от него, если только не бросится с прямой
дороги в сторону или не пойдет назад, что самые противники его черпают из него же, что, наконец, учение это —
есть единственный, непогрешительный, совершеннейший идеал жизни, вне которого остаются только ошибки.
Он, задумчиво глядя куда-то, должно
быть на московскую
дорогу, съел машинально суп, потом положенный ему на другую тарелку пирог, потом мясо и молча окончил весь обед.
— И все ложь! — говорил Райский. — В большинстве нет даже и почина нравственного развития, не исключая иногда и высокоразвитые умы, а
есть несколько захваченных, как будто на
дорогу в обрез денег — правил (а не принципов) и внешних приличий, для руководства, — таких правил, за несоблюдение которых выводят вон или запирают куда-нибудь.