Неточные совпадения
— Нимало: не все равно играть, что там, что у Ивлевых? Оно,
правда, совестно немного обыгрывать старух: Анна Васильевна бьет карты своего партнера сослепа, а Надежда Васильевна вслух
говорит, с чего пойдет.
— Да, бабушка
правду говорит: здесь страшно! —
говорил, вздрагивая, Райский.
— Скажи мне
правду, на ухо, —
говорил он.
— Еще бы не помнить! — отвечал за него Леонтий. — Если ее забыл, так кашу не забывают… А Уленька
правду говорит: ты очень возмужал, тебя узнать нельзя: с усами, с бородой! Ну, что бабушка? Как, я думаю, обрадовалась! Не больше, впрочем, меня. Да радуйся же, Уля: что ты уставила на него глаза и ничего не скажешь?
— Да, это
правда: надо крепкие замки приделать, — заметил Леонтий. — Да и ты хороша: вот, —
говорил он, обращаясь к Райскому, — любит меня, как дай Бог, чтоб всякого так любила жена…
— Да, да, смейся! —
говорила она, — а это
правда!
— Это не глупо… любить птиц: вы не смеетесь, вы это
правду говорите? — робко спрашивала она.
«У него глаза покраснели, — думал он, — напрасно я зазвал его — видно, бабушка
правду говорит: как бы он чего-нибудь…»
— Потому что я вам с Марфенькой подарил вот это все, оба дома, сады, огороды. Она
говорила, что вы не примете.
Правда ли?
—
Правда, вы редко
говорите со мной, не глядите прямо, а бросаете на меня исподлобья злые взгляды — это тоже своего рода преследование. Но если бы только это и было…
— Не мешайте, не мешайте, матушка! Слава Богу, что вы сказали про меня: я люблю, когда обо мне
правду говорят! — вмешался Нил Андреич.
—
Правду,
правду говорит его превосходительство! — заметил помещик. — Дай только волю, дай только им свободу, ну и пошли в кабак, да за балалайку: нарежется и прет мимо тебя и шапки не ломает!
— Да, да, это
правда: был у соседа такой учитель, да еще подивитесь, батюшка, из семинарии! — сказал помещик, обратясь к священнику. — Смирно так шло все сначала: шептал, шептал, кто его знает что, старшим детям — только однажды девочка, сестра их, матери и проговорись: «Бога,
говорит, нет, Никита Сергеич от кого-то слышал». Его к допросу: «Как Бога нет: как так?» Отец к архиерею ездил: перебрали тогда: всю семинарию…
—
Говори, ради Бога, не оставляй меня на этом обрыве:
правду, одну
правду — и я выкарабкаюсь, малейшая ложь — и я упаду!
— Да, это
правда, бабушка, — чистосердечно сказал Райский, — в этом вы правы. Вас связывает с ними не страх, не цепи, не молот авторитета, а нежность голубиного гнезда… Они обожают вас — так… Но ведь все дело в воспитании: зачем наматывать им старые понятия, воспитывать по-птичьи? Дайте им самим извлечь немного соку из жизни… Птицу запрут в клетку, и когда она отвыкнет от воли, после отворяй двери настежь — не летит вон! Я это и нашей кузине Беловодовой
говорил: там одна неволя, здесь другая…
— Не шути этим, Борюшка; сам сказал сейчас, что она не Марфенька! Пока Вера капризничает без причины, молчит, мечтает одна — Бог с ней! А как эта змея, любовь, заберется в нее, тогда с ней не сладишь! Этого «рожна» я и тебе, не только девочкам моим, не пожелаю. Да ты это с чего взял:
говорил, что ли, с ней, заметил что-нибудь? Ты скажи мне, родной, всю
правду! — умоляющим голосом прибавила она, положив ему на плечо руку.
«
Правду бабушка
говорит, — радовался он про себя, — когда меньше всего ждешь, оно и дается! „За смирение“, утверждает она: и я отказался совсем от него, смирился — и вот! О, благодетельная судьба!»
— Да,
правду бабушка
говорит: как «дух» пропала! — шепнул он.
— Видите, видите! разве вы не ангел! Не
правду я
говорил, что вы любите меня? Да, любите, любите, любите! — кричал он, ликуя, — только не так, как я вас… нет!
— «Люблю вас»! —
говорит она. Меня! Что, если
правда… А выстрел? — шептал он в ужасе, — а автор синего письма? Что за тайна! кто это!..
— Ах! — с ужасом произнес Марк. — Ужели это
правда: в девичьей! А я с ним целый вечер, как с путным,
говорил, дал ему книг и…
«
Правда и свет, сказал он, — думала она, идучи, — где же вы? Там ли, где он
говорит, куда влечет меня… сердце? И сердце ли это? И ужели я резонерка? Или
правда здесь!..» —
говорила она, выходя в поле и подходя к часовне.
— Свежо на дворе, плечи зябнут! — сказала она, пожимая плечами. — Какая драма! нездорова, невесела, осень на дворе, а осенью человек, как все звери, будто уходит в себя. Вон и птицы уже улетают — посмотрите, как журавли летят! —
говорила она, указывая высоко над Волгой на кривую линию черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло, — и на душе становится уныло… Не
правда ли?
— Послушай, Вера, я хотел у тебя кое-что спросить, — начал он равнодушным голосом, — сегодня Леонтий упомянул, что ты читала книги в моей библиотеке, а ты никогда ни слова мне о них не
говорила.
Правда это?
— Да, — удержаться, не смотреть туда, куда «тянет»! Тогда не надо будет и притворяться, а просто воздерживаться, «как от рюмки»,
говорит бабушка, и это
правда… Так я понимаю счастье и так желаю его!
— Послушайте, Вера, оставим спор. Вашими устами
говорит та же бабушка, только, конечно, иначе, другим языком. Все это годилось прежде, а теперь потекла другая жизнь, где не авторитеты, не заученные понятия, а
правда пробивается наружу…
— Какая вы нынче красавица, бабушка! Братец
правду говорит, Тит Никоныч непременно влюбится в вас…
— Боже мой! —
говорил Райский, возвращаясь к себе и бросаясь, усталый и телом и душой, в постель. — Думал ли я, что в этом углу вдруг попаду на такие драмы, на такие личности? Как громадна и страшна простая жизнь в наготе ее
правды и как люди остаются целы после такой трескотни! А мы там, в куче, стряпаем свою жизнь и страсти, как повара — тонкие блюда!..
— Вы балуете меня, Вера Васильевна,
говоря это: но это
правда! Вы насквозь видите меня…
— Она
говорит всегда
правду.
— Я сказал бы Тычкову, — да не ему, я с ним и
говорить не хочу, а другим, — что я был в городе, потому что это —
правда: я не за Волгой был, а дня два пробыл у приятеля здесь — и сказал бы, что я был накануне… в обрыве — хоть это и не
правда, — с Верой Васильевной…
— Вот видите, без моего «ума и сердца», сами договорились до
правды, Иван Иванович! Мой «ум и сердце»
говорили давно за вас, да не судьба! Стало быть, вы из жалости взяли бы ее теперь, а она вышла бы за вас — опять скажу — ради вашего… великодушия… Того ли вы хотите? Честно ли и правильно ли это и способны ли мы с ней на такой поступок? Вы знаете нас…