Целые миры отверзались перед ним, понеслись видения, открылись волшебные страны. У Райского широко открылись
глаза и уши: он видел только фигуру человека в одном жилете, свеча освещала мокрый лоб, глаз было не видно. Борис пристально смотрел на него, как, бывало, на Васюкова.
— Полноте притворяться, полноте! Бог с вами, кузина: что мне за дело? Я закрываю
глаза и уши, я слеп, глух и нем, — говорил он, закрывая глаза и уши. — Но если, — вдруг прибавил он, глядя прямо на нее, — вы почувствуете все, что я говорил, предсказывал, что, может быть, вызвал в вас… на свою шею — скажете ли вы мне!.. я стою этого.
Неточные совпадения
Райский смотрел, как стоял директор, как говорил, какие злые
и холодные у него были
глаза, разбирал, отчего ему стало холодно, когда директор тронул его за
ухо, представил себе, как поведут его сечь, как у Севастьянова от испуга вдруг побелеет нос,
и он весь будто похудеет немного, как Боровиков задрожит, запрыгает
и захихикает от волнения, как добрый Масляников, с плачущим лицом, бросится обнимать его
и прощаться с ним, точно с осужденным на казнь.
— Есть ли такой ваш двойник, — продолжал он, глядя на нее пытливо, — который бы невидимо ходил тут около вас, хотя бы сам был далеко, чтобы вы чувствовали, что он близко, что в нем носится частица вашего существования,
и что вы сами носите в себе будто часть чужого сердца, чужих мыслей, чужую долю на плечах,
и что не одними только своими
глазами смотрите на эти горы
и лес, не одними своими
ушами слушаете этот шум
и пьете жадно воздух теплой
и темной ночи, а вместе…
— Чей это голос!.. женщины! — говорил он с испугом, навострив
уши и открыв
глаза.
Открыла другой футляр, побольше — там серьги. Она вдела их в
уши и, сидя в постели, тянулась взглянуть на себя в зеркало. Потом открыла еще два футляра
и нашла большие массивные браслеты, в виде змеи кольцом, с рубиновыми
глазами, усеянной по местам сверкающими алмазами,
и сейчас же надела их.
Он поднял
уши и голову, красиво оборотил ее назад
и неподвижно слушает, широко открыв
глаза и сильно дохнув ноздрями.
Но путешествие идет к концу: чувствую потребность от дальнего плавания полечиться — берегом. Еще несколько времени, неделя-другая, — и я ступлю на отечественный берег. Dahin! dahin! Но с вами увижусь нескоро: мне лежит путь через Сибирь, путь широкий, безопасный, удобный, но долгий, долгий! И притом Сибирь гостеприимна, Сибирь замечательна: можно ли проехать ее на курьерских, зажмуря
глаза и уши? Предвижу, что мне придется писать вам не один раз и оттуда.
Я думал, что он, утолив жажду, сейчас же снова скроется в лесу, но лось смело вошел в воду сначала по колено, потом по брюхо, затем вода покрыла его спину, и на поверхности ее осталась только одна голова, а потом только ноздри,
глаза и уши.
Офицерская повозочка должна была остановиться, и офицер, щурясь и морщась от пыли, густым, неподвижным облаком поднявшейся на дороге, набивавшейся ему в
глаза и уши и липнувшей на потное лицо, с озлобленным равнодушием смотрел на лица больных и раненых, двигавшихся мимо него.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех
глаз и того… как там следует — чтобы
и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый
и начните.
Вронский чувствовал эти направленные на него со всех сторон
глаза, но он ничего не видел, кроме
ушей и шеи своей лошади, бежавшей ему навстречу земли
и крупа
и белых ног Гладиатора, быстро отбивавших такт впереди его
и остававшихся всё в одном
и том же расстоянии.
Одно
ухо заворотилось еще на бегу,
и она тяжело, но осторожно дышала
и еще осторожнее оглянулась, больше
глазами, чем головой, на хозяина.
В
глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на
ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», —
и стрелою выскочила из комнаты.
Это было у места, потому что Фемистоклюс укусил за
ухо Алкида,
и Алкид, зажмурив
глаза и открыв рот, готов был зарыдать самым жалким образом, но, почувствовав, что за это легко можно было лишиться блюда, привел рот в прежнее положение
и начал со слезами грызть баранью кость, от которой у него обе щеки лоснились жиром.