Удивление это росло по мере того, как Райский пристальнее изучал личность этого друга Веры. И
в этом случае фантазия сослужила ему обычную службу, осветив Тушина ярко, не делая из него, впрочем, никакого романтического идеала: личность была слишком проста для этого, открыта и не романтична.
Неточные совпадения
Райский, шатаясь от упоения, вышел из аудитории, и
в кружке, по
этому случаю, был трехдневный рев.
— Да, царь и ученый: ты знаешь, что прежде
в центре мира полагали землю, и все обращалось вокруг нее, потом Галилей, Коперник — нашли, что все обращается вокруг солнца, а теперь открыли, что и солнце обращается вокруг другого солнца. Проходили века — и явления физического мира поддавались всякой из
этих теорий. Так и жизнь: подводили ее под фатум, потом под разум, под
случай — подходит ко всему. У бабушки есть какой-то домовой…
Он дал себе слово объяснить, при первом удобном
случае, окончательно вопрос, не о том, что такое Марфенька:
это было слишком очевидно, а что из нее будет, — и потом уже поступить
в отношении к ней, смотря по тому, что окажется после объяснения. Способна ли она к дальнейшему развитию или уже дошла до своих геркулесовых столпов?
Подумавши, он отложил исполнение до удобного
случая и, отдавшись
этой новой, сильно охватившей его задаче, прибавил шагу и пошел отыскивать Марка, чтобы заплатить ему визит, хотя
это было не только не нужно
в отношении последнего, но даже не совсем осторожно со стороны Райского.
— Один ты заперла мне:
это взаимность, — продолжал он. — Страсть разрешается путем уступок, счастья, и обращается там, смотря по обстоятельствам, во что хочешь:
в дружбу, пожалуй,
в глубокую, святую, неизменную любовь — я ей не верю, — но во что бы ни было, во всяком
случае,
в удовлетворение,
в покой… Ты отнимаешь у меня всякую надежду… на
это счастье… да?
— Шила
в мешке не утаишь. Сразу видно, — свободный ум, — стало быть, вы живая, а не мертвая:
это главное. А остальное все придет, нужен
случай. Хотите, я…
И когда она появилась, радости и гордости Татьяны Марковны не было конца. Она сияла природной красотой, блеском здоровья, а
в это утро еще лучами веселья от всеобщего участия, от множества — со всех сторон знаков внимания, не только от бабушки, жениха, его матери, но
в каждом лице из дворни светилось непритворное дружество, ласка к ней и луч радости по
случаю ее праздника.
Татьяна Марковна, с женским тактом, не дала ему заметить, что знает его горе. Обыкновенно
в таких
случаях встречают гостя натянутым молчанием, а она встретила его шуткой, и
этому тону ее последовали все.
Прежде всего тороплюсь кинуть вам
эти две строки,
в ответ на ваше письмо, где вы пишете, что собираетесь
в Италию,
в Рим, — на
случай, если я замедлю
в дороге.
— Послушайте, — сказал он с явным беспокойством, — вы, верно, забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но
в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют… Что за охота! подстрелят вас как птицу…
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя
в глаза ему, говорит про себя.)А попрошу-ка я у
этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною
случай:
в дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах
в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при
случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть
эта распространяется только на мелочи и состоит
в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается
в разные платья
в продолжение пьесы.
Хлестаков. Да, и
в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё
случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же
в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная
в мыслях. Все
это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все
это я написал.
Сделавши
это, он улыбнулся.
Это был единственный
случай во всей многоизбиенной его жизни, когда
в лице его мелькнуло что-то человеческое.
"
В первый раз сегодня я понял, — писал он по
этому случаю Пфейферше, — что значит слова: всладце уязви мя, которые вы сказали мне при первом свидании, дорогая сестра моя по духу!