— Брат, что с тобой! ты несчастлив! — сказала она, положив ему руку на плечо, — и в этих трех словах, и в голосе ее — отозвалось, кажется, все, что
есть великого в сердце женщины: сострадание, самоотвержение, любовь.
Неточные совпадения
В истории знала только двенадцатый год, потому что mon oncle, prince Serge, [мой дядя, князь Серж (фр.).] служил в то время и делал кампанию, он рассказывал часто о нем; помнила, что
была Екатерина Вторая, еще революция, от которой бежал monsieur de Querney, [господин де Керни (фр.).] а остальное все… там эти войны, греческие, римские, что-то про Фридриха
Великого — все это у меня путалось.
— Что ей меня доставать? Я такой маленький человек, что она и не заметит меня.
Есть у меня книги, хотя и не мои… (он робко поглядел на Райского). Но ты оставляешь их в моем полном распоряжении. Нужды мои не
велики, скуки не чувствую;
есть жена: она меня любит…
— А! так вот вы что! У вас претензия
есть выражать собой и преследовать
великую идею!
— Да, Вера, теперь я несколько вижу и понимаю тебя и обещаю: вот моя рука, — сказал он, — что отныне ты не услышишь и не заметишь меня в доме:
буду «умник», — прибавил он, —
буду «справедлив»,
буду «уважать твою свободу», и как рыцарь
буду «великодушен»,
буду просто —
велик! Я — grand coeur! [великодушен! (фр.)]
«Это не бабушка!» — с замиранием сердца, глядя на нее, думал он. Она казалась ему одною из тех женских личностей, которые внезапно из круга семьи выходили героинями в
великие минуты, когда падали вокруг тяжкие удары судьбы и когда нужны
были людям не грубые силы мышц, не гордость крепких умов, а силы души — нести
великую скорбь, страдать, терпеть и не падать!
«Нет, это не ограниченность в Тушине, — решал Райский, — это — красота души, ясная,
великая! Это само благодушие природы, ее лучшие силы, положенные прямо в готовые прочные формы. Заслуга человека тут — почувствовать и удержать в себе эту красоту природной простоты и уметь достойно носить ее, то
есть ценить ее, верить в нее,
быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне с нею.
«Уменье жить» ставят в
великую заслугу друг другу, то
есть уменье «казаться», с правом в действительности «не
быть» тем, чем надо
быть. А уменьем жить называют уменье — ладить со всеми, чтоб
было хорошо и другим, и самому себе, уметь таить дурное и выставлять, что годится, — то
есть приводить в данный момент нужные для этого свойства в движение, как трогать клавиши, большей частию не обладая самой музыкой.
Как ни
велика была надежда Татьяны Марковны на дружбу Веры к нему и на свое влияние на нее, но втайне у ней возникали некоторые опасения. Она рассчитывала на послушание Веры — это правда, но не на слепое повиновение своей воле. Этого она и не хотела и не взялась бы действовать на волю.
Базаров
был великий охотник до женщин и до женской красоты, но любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни и не однажды выражал свое удивление, почему не посадили в желтый дом [Желтый дом — первая психиатрическая больница в Москве.]
Неточные совпадения
Пришлись они —
великое // Избранным людям Божиим // То
было торжество, — // Пришлись к рабам-невольникам:
Есть мастера
великие // Подлаживаться к барыням: // Сначала через баб // Доступится до девичьей, // А там и до помещицы.
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а
выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я
был, а не убит! // А во-вторых, важней того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, //
Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!
Крестьяне, как заметили, // Что не обидны барину // Якимовы слова, // И сами согласилися // С Якимом: — Слово верное: // Нам подобает
пить! //
Пьем — значит, силу чувствуем! // Придет печаль
великая, // Как перестанем
пить!.. // Работа не свалила бы, // Беда не одолела бы, // Нас хмель не одолит! // Не так ли? // «Да, бог милостив!» // — Ну,
выпей с нами чарочку!
Велик дворянский грех!» // —
Велик, а все не
быть ему // Против греха крестьянского, — // Опять Игнатий Прохоров // Не вытерпел — сказал.