Надежда
быть близким к Вере питалась в нем не одним только самолюбием: у него не было нахальной претензии насильно втереться в сердце, как бывает у многих писаных красавцев, у крепких, тупоголовых мужчин, — и чем бы ни было — добиться успеха. Была робкая, слепая надежда, что он может сделать на нее впечатление, и пропала.
Неточные совпадения
— Бабушка! — с радостью воскликнул Райский. — Боже мой! она зовет меня: еду, еду! Ведь там тишина, здоровый воздух, здоровая пища, ласки доброй, нежной, умной женщины; и еще две сестры, два новых, неизвестных мне и в то же время
близких лица… «барышни в провинции! Немного страшно: может
быть, уроды!» — успел он подумать, поморщась… — Однако еду: это судьба посылает меня… А если там скука?
Скажу больше: около вас, во всей вашей жизни, никогда не
было и нет, может
быть, и не
будет человека
ближе к вам.
— Bonjur! — сказала она, — не ждали? Вижю, вижю! Du courage! [Смелее! (фр.)] Я все понимаю. А мы с Мишелем
были в роще и зашли к вам. Michel! Saluez donc monsieur et mettez tout cela de côte! [Мишель! Поздоровайтесь же и положите все это куда-нибудь! (фр.)] Что это у вас? ах, альбомы, рисунки, произведения вашей музы! Я заранее без ума от них: покажите, покажите, ради Бога! Садитесь сюда,
ближе,
ближе…
— Не конфузьтесь,
будьте смелее, — говорила она. — Michel, allez vous promener un peu au le jardin! [Мишель, погуляйте немного в саду! (искаженное фр.: «dans le jardin»).] Садитесь, сюда,
ближе! — продолжала она, когда юноша ушел.
Он по родству —
близкое ей лицо: он один и случайно, и по праву может и должен
быть для нее этим авторитетом. И бабушка писала, что назначает ему эту роль.
Татьяна Марковна разделяла со многими другими веру в печатное слово вообще, когда это слово
было назидательно, а на этот раз, в столь
близком ее сердцу деле, она поддалась и некоторой суеверной надежде на книгу, как на какую-нибудь ладанку или нашептыванье.
Он видел, что участие его
было более полезно и приятно ему самому, но мало облегчало положение Веры, как участие
близких лиц к трудному больному не утоляет его боли.
Она рвалась к бабушке и останавливалась в ужасе; показаться ей на глаза значило, может
быть, убить ее. Настала настоящая казнь Веры. Она теперь только почувствовала, как глубоко вонзился нож и в ее, и в чужую, но
близкую ей жизнь, видя, как страдает за нее эта трагическая старуха, недавно еще счастливая, а теперь оборванная, желтая, изможденная, мучающаяся за чужое преступление чужою казнью.
Она только удвоила ласки, но не умышленно, не притворно — с целью только скрыть свой суд или свои чувства. Она в самом деле
была нежнее, будто Вера стала милее и
ближе ей после своей откровенности, даже и самого проступка.
Или для того, чтобы решиться уехать, нужно, чтобы у тебя
были другие, одинаковые со мной убеждения и, следовательно, другая будущность в виду, нежели какую ты и
близкие твои желают тебе, то
есть такая же, как у меня: неопределенная, неизвестная, без угла, или без „гнезда“, без очага, без имущества, — соглашаюсь, что отъезд невозможен.
Теперь, наблюдая Тушина
ближе и совершенно бескорыстно, Райский решил, что эта мнимая «ограниченность»
есть не что иное, как равновесие силы ума с суммою тех качеств, которые составляют силу души и воли, что и то, и другое, и третье слито у него тесно одно с другим и ничто не выдается, не просится вперед, не сверкает, не ослепляет, а тянет к себе медленно, но прочно.
Левины жили уже третий месяц в Москве. Уже давно прошел тот срок, когда, по самым верным расчетам людей знающих эти дела, Кити должна была родить; а она всё еще носила, и ни по чему не было заметно, чтобы время
было ближе теперь, чем два месяца назад. И доктор, и акушерка, и Долли, и мать, и в особенности Левин, без ужаса не могший подумать о приближавшемся, начинали испытывать нетерпение и беспокойство; одна Кити чувствовала себя совершенно спокойною и счастливою.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем
ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно
было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То там, то сям попадались ему самые разнообразные, и старые и молодые, и едва знакомые и
близкие люди. Ни одного не
было сердитого и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги и заботы и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни. Тут
был и Свияжский, и Щербацкий, и Неведовский, и старый князь, и Вронский, и Сергей Иваныч.
Вообще Михайлов своим сдержанным и неприятным, как бы враждебным, отношением очень не понравился им, когда они узнали его
ближе. И они рады
были, когда сеансы кончились, в руках их остался прекрасный портрет, а он перестал ходить. Голенищев первый высказал мысль, которую все имели, именно, что Михайлов просто завидовал Вронскому.
Усложненность петербургской жизни вообще возбудительно действовала на него, выводя его из московского застоя; но эти усложнения он любил и понимал в сферах ему
близких и знакомых; в этой же чуждой среде он
был озадачен, ошеломлен, и не мог всего обнять.
«Не может
быть, чтоб это страшное тело
был брат Николай», подумал Левин. Но он подошел
ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное изменение лица, Левину стòило взглянуть в эти живые поднявшиеся на входившего глаза, заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину, что это мертвое тело
было живой брат.