Неточные совпадения
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они
живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук
с плеч отца переходит на сына, а
с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по
годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да
с пивом и выпьют!
—
С квартиры гонят; вообразите — надо съезжать: ломки, возни… подумать страшно! Ведь восемь
лет жил на квартире. Сыграл со мной штуку хозяин: «Съезжайте, говорит, поскорее».
Тогда еще он был молод, и если нельзя сказать, чтоб он был
жив, то, по крайней мере, живее, чем теперь; еще он был полон разных стремлений, все чего-то надеялся, ждал многого и от судьбы, и от самого себя; все готовился к поприщу, к роли — прежде всего, разумеется, в службе, что и было целью его приезда в Петербург. Потом он думал и о роли в обществе; наконец, в отдаленной перспективе, на повороте
с юности к зрелым
летам, воображению его мелькало и улыбалось семейное счастие.
У него был свой сын, Андрей, почти одних
лет с Обломовым, да еще отдали ему одного мальчика, который почти никогда не учился, а больше страдал золотухой, все детство проходил постоянно
с завязанными глазами или ушами да плакал все втихомолку о том, что
живет не у бабушки, а в чужом доме, среди злодеев, что вот его и приласкать-то некому, и никто любимого пирожка не испечет ему.
Они никогда не смущали себя никакими туманными умственными или нравственными вопросами: оттого всегда и цвели здоровьем и весельем, оттого там
жили долго; мужчины в сорок
лет походили на юношей; старики не боролись
с трудной, мучительной смертью, а, дожив до невозможности, умирали как будто украдкой, тихо застывая и незаметно испуская последний вздох. Оттого и говорят, что прежде был крепче народ.
— Да, — скажет потом какой-нибудь из гостей
с глубоким вздохом, — вот муж-то Марьи Онисимовны, покойник Василий Фомич, какой был, Бог
с ним, здоровый, а умер! И шестидесяти
лет не
прожил, —
жить бы этакому сто
лет!
С тех пор Иван Богданович не видал ни родины, ни отца. Шесть
лет пространствовал он по Швейцарии, Австрии, а двадцать
лет живет в России и благословляет свою судьбу.
Ей было
лет тридцать. Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щеки. Бровей у нее почти совсем не было, а были на их местах две немного будто припухлые, лоснящиеся полосы,
с редкими светлыми волосами. Глаза серовато-простодушные, как и все выражение лица; руки белые, но жесткие,
с выступившими наружу крупными узлами синих
жил.
— Да неужели вы
с меня за целый
год хотите взять, когда я у вас и двух недель не
прожил? — перебил его Обломов.
Неточные совпадения
Был господин невысокого рода, // Он деревнишку на взятки купил, //
Жил в ней безвыездно // тридцать три
года, // Вольничал, бражничал, горькую пил, // Жадный, скупой, не дружился //
с дворянами, // Только к сестрице езжал на чаек; // Даже
с родными, не только //
с крестьянами,
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, // Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: //
С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину // И за соху взялся. //
С тех пор
лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, //
Живет —
с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как ком земли отвалится, // Что на сохе присох…
А жизнь была нелегкая. //
Лет двадцать строгой каторги, //
Лет двадцать поселения. // Я денег прикопил, // По манифесту царскому // Попал опять на родину, // Пристроил эту горенку // И здесь давно
живу. // Покуда были денежки, // Любили деда, холили, // Теперь в глаза плюют! // Эх вы, Аники-воины! // Со стариками,
с бабами // Вам только воевать…
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня
жить несколько
лет в разлуке
с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь в Москве,
прожив несколько
лет в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностию состояние свое сделать можно. Сими средствами,
с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
Г-жа Простакова. Без наук люди
живут и
жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать
лет, а
с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке
с деньгами, умер, так сказать,
с голоду. А! каково это?