Неточные совпадения
Ребенок слушал ее, открывая
и закрывая глаза, пока, наконец, сон не сморит его совсем.
Приходила нянька
и,
взяв его с коленей матери, уносила сонного, с повисшей через ее плечо головой, в постель.
— Ну, я перво-наперво притаился: солдат
и ушел с письмом-то. Да верхлёвский дьячок видал меня, он
и сказал.
Пришел вдругорядь. Как
пришли вдругорядь-то, ругаться стали
и отдали письмо, еще пятак
взяли. Я спросил, что, мол, делать мне с ним, куда его деть? Так вот велели вашей милости отдать.
— Чего пускать! — вмешался Захар. —
Придет, словно в свой дом или в трактир. Рубашку
и жилет барские
взял, да
и поминай как звали! Давеча за фраком пожаловал: «дай надеть!» Хоть бы вы, батюшка Андрей Иваныч, уняли его…
— Не увидимся с Ольгой… Боже мой! Ты открыл мне глаза
и указал долг, — говорил он, глядя в небо, — где же
взять силы? Расстаться! Еще есть возможность теперь, хотя с болью, зато после не будешь клясть себя, зачем не расстался? А от нее сейчас
придут, она хотела
прислать… Она не ожидает…
Обломов сел в кресло
и задумался. «Где же я
возьму денег? — до холодного пота думал он. — Когда
пришлют из деревни
и сколько?»
Иногда
придет к нему Маша, хозяйская девочка, от маменьки, сказать, что грузди или рыжики продают: не велит ли он
взять кадочку для себя, или зазовет он к себе Ваню, ее сына, спрашивает, что он выучил, заставит прочесть или написать
и посмотрит, хорошо ли он пишет
и читает.
Он хотел было дать ей книгу прочесть. Она, медленно шевеля губами, прочла про себя заглавие
и возвратила книгу, сказав, что когда
придут Святки, так она
возьмет ее у него
и заставит Ваню прочесть вслух, тогда
и бабушка послушает, а теперь некогда.
— Вот тут написано, — решил он,
взяв опять письмо: — «Пред вами не тот, кого вы ждали, о ком мечтали: он
придет,
и вы очнетесь…»
И полюбите, прибавлю я, так полюбите, что мало будет не года, а целой жизни для той любви, только не знаю… кого? — досказал он, впиваясь в нее глазами.
— Что,
взяли? — промолвил Захар Агафье Матвеевне
и Анисье, которые
пришли с Ильей Ильичом, надеясь, что его участие поведет к какой-нибудь перемене. Потом он усмехнулся по-своему, во все лицо, так что брови
и бакенбарды подались в стороны.
Между тем произошло у нас приключение, меня удивившее, а Степана Трофимовича потрясшее. Утром в восемь часов прибежала от него ко мне Настасья, с известием, что барина «описали». Я сначала ничего не мог понять: добился только, что «описали» чиновники,
пришли и взяли бумаги, а солдат завязал в узел и «отвез в тачке». Известие было дикое. Я тотчас же поспешал к Степану Трофимовичу.
— А — верно, — похож ты на козла: такой же сухопарый. Знаешь — ты на сапожника Перфишку похож, — право! Так ты завтра
приходи и возьми денег на первое время, пока без места будешь… А я — к Якову схожу теперь… Ты как с Яковом-то?
Неточные совпадения
Пришел дьячок уволенный, // Тощой, как спичка серная, //
И лясы распустил, // Что счастие не в пажитях, // Не в соболях, не в золоте, // Не в дорогих камнях. // «А в чем же?» // — В благодушестве! // Пределы есть владениям // Господ, вельмож, царей земных, // А мудрого владение — // Весь вертоград Христов! // Коль обогреет солнышко // Да пропущу косушечку, // Так вот
и счастлив я! — // «А где
возьмешь косушечку?» // — Да вы же дать сулилися…
Стародум.
Взяв отставку, приехал я в Петербург. Тут слепой случай завел меня в такую сторону, о которой мне отроду
и в голову не
приходило.
Начались подвохи
и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как рыба
и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно
приходил однажды ночью полицейский солдат,
взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской
и с тех пор затосковал.
— Твой брат был здесь, — сказал он Вронскому. — Разбудил меня, чорт его
возьми, сказал, что
придет опять. —
И он опять, натягивая одеяло, бросился на подушку. — Да оставь же, Яшвин, — говорил он, сердясь на Яшвина, тащившего с него одеяло. — Оставь! — Он повернулся
и открыл глаза. — Ты лучше скажи, что выпить; такая гадость во рту, что…
Раз решив сам с собою, что он счастлив своею любовью, пожертвовал ей своим честолюбием,
взяв, по крайней мере, на себя эту роль, — Вронский уже не мог чувствовать ни зависти к Серпуховскому, ни досады на него за то, что он, приехав в полк,
пришел не к нему первому. Серпуховской был добрый приятель,
и он был рад ему.