И Женни дружилась с доктором и искренно сожалела о его
печальной судьбе, которой, по ее мнению, помочь уж было невозможно.
В высокопарных, кудреватых выражениях неизвестный автор предостерегал меня против
печальной судьбы всех молодых людей, слепо предающихся своим страстям и не разбирающих достоинств и недостатков существа, с которым намеревается вступить в союз, «узы какового легки и незаметны вначале, но впоследствии превращаются в тяжкую цепь, подобную той, какую влачат несчастные каторжники».
Вернадским иногда позволяли себе слегка воздерживать его от увлечений революциею да предсказывали ему его
печальную судьбу, которая с ним, на его несчастие, вся и исполнилась?
Неточные совпадения
Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый цвет лица, черные волосы, черные проницательные глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации,
печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, — все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых
судьба дала ему в товарищи.
И начинает понемногу // Моя Татьяна понимать // Теперь яснее — слава Богу — // Того, по ком она вздыхать // Осуждена
судьбою властной: // Чудак
печальный и опасный, // Созданье ада иль небес, // Сей ангел, сей надменный бес, // Что ж он? Ужели подражанье, // Ничтожный призрак, иль еще // Москвич в Гарольдовом плаще, // Чужих причуд истолкованье, // Слов модных полный лексикон?.. // Уж не пародия ли он?
Подумаешь, как счастье своенравно! // Бывает хуже, с рук сойдет; // Когда ж
печальное ничто на ум не йдет, // Забылись музыкой, и время шло так плавно; //
Судьба нас будто берегла; // Ни беспокойства, ни сомненья… // А горе ждет из-за угла.
Узнай, по крайней мере, звуки, // Бывало, милые тебе — // И думай, что во дни разлуки, // В моей изменчивой
судьбе, // Твоя
печальная пустыня, // Последний звук твоих речей // Одно сокровище, святыня, // Одна любовь души моей.
Сначала его никто не слушал, потом притих один спорщик, за ним другой, третий, и скоро на таборе совсем стало тихо. Дерсу пел что-то
печальное, точно он вспомнил родное прошлое и жаловался на
судьбу. Песнь его была монотонная, но в ней было что-то такое, что затрагивало самые чувствительные струны души и будило хорошие чувства. Я присел на камень и слушал его грустную песню. «Поселись там, где поют; кто поет, тот худо не думает», — вспомнилась мне старинная швейцарская пословица.