Неточные совпадения
— Да много кое-чего: в
письмах отменили
писать «покорнейший слуга»,
пишут «примите уверение»; формулярных списков по два экземпляра
не велено представлять. У нас прибавляют три стола и двух чиновников особых поручений. Нашу комиссию закрыли… Много!
— Ну, пусть эти «некоторые» и переезжают. А я терпеть
не могу никаких перемен! Это еще что, квартира! — заговорил Обломов. — А вот посмотрите-ка, что староста
пишет ко мне. Я вам сейчас покажу
письмо… где бишь оно? Захар, Захар!
— Врешь,
пиши: с двенадцатью человеками детей; оно проскользнет мимо ушей, справок наводить
не станут, зато будет «натурально»… Губернатор
письмо передаст секретарю, а ты
напишешь в то же время и ему, разумеется, со вложением, — тот и сделает распоряжение. Да попроси соседей: кто у тебя там?
— И ему
напиши, попроси хорошенько: «Сделаете, дескать, мне этим кровное одолжение и обяжете как христианин, как приятель и как сосед». Да приложи к
письму какой-нибудь петербургский гостинец… сигар, что ли. Вот ты как поступи, а то ничего
не смыслишь. Пропащий человек! У меня наплясался бы староста: я бы ему дал! Когда туда почта?
— И
не отвяжешься от этого другого-то что! — сказал он с нетерпением. — Э! да черт с ним совсем, с письмом-то! Ломать голову из таких пустяков! Я отвык деловые
письма писать. А вот уж третий час в исходе.
— А ведь я
не умылся! Как же это? Да и ничего
не сделал, — прошептал он. — Хотел изложить план на бумагу и
не изложил, к исправнику
не написал, к губернатору тоже, к домовому хозяину начал
письмо и
не кончил, счетов
не поверил и денег
не выдал — утро так и пропало!
Он должен был признать, что другой успел бы
написать все
письма, так что который и что ни разу
не столкнулись бы между собою, другой и переехал бы на новую квартиру, и план исполнил бы, и в деревню съездил бы…
«Ведь и я бы мог все это… — думалось ему, — ведь я умею, кажется, и
писать; писывал, бывало,
не то что
письма, и помудренее этого! Куда же все это делось? И переехать что за штука? Стоит захотеть! „Другой“ и халата никогда
не надевает, — прибавилось еще к характеристике другого; — „другой“… — тут он зевнул… — почти
не спит… „другой“ тешится жизнью, везде бывает, все видит, до всего ему дело… А я! я…
не „другой“!» — уже с грустью сказал он и впал в глубокую думу. Он даже высвободил голову из-под одеяла.
Накануне отъезда у него ночью раздулась губа. «Муха укусила, нельзя же с этакой губой в море!» — сказал он и стал ждать другого парохода. Вот уж август, Штольц давно в Париже,
пишет к нему неистовые
письма, но ответа
не получает.
Она мечтала, как «прикажет ему прочесть книги», которые оставил Штольц, потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости,
писать в деревню
письма, дописывать план устройства имения, приготовиться ехать за границу, — словом, он
не задремлет у нее; она укажет ему цель, заставит полюбить опять все, что он разлюбил, и Штольц
не узнает его, воротясь.
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это
письмо? К чему я
не спал всю ночь,
писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б
письма не было, и ничего б этого
не было: она бы
не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И сегодня бы так же и завтра…» Он зевнул во весь рот.
Как это можно? Да это смерть! А ведь было бы так! Он бы заболел. Он и
не хотел разлуки, он бы
не перенес ее, пришел бы умолять видеться. «Зачем же я
писал письмо?» — спросил он себя.
Вы высказались там невольно: вы
не эгоист, Илья Ильич, вы
написали совсем
не для того, чтоб расстаться — этого вы
не хотели, а потому, что боялись обмануть меня… это говорила честность, иначе бы
письмо оскорбило меня и я
не заплакала бы — от гордости!
Прошла среда. В четверг Обломов получил опять по городской почте
письмо от Ольги, с вопросом, что значит, что такое случилось, что его
не было. Она
писала, что проплакала целый вечер и почти
не спала ночь.
— Я сам
не занимался этим предметом, надо посоветоваться с знающими людьми. Да вот-с, в
письме пишут вам, — продолжал Иван Матвеевич, указывая средним пальцем, ногтем вниз, на страницу
письма, — чтоб вы послужили по выборам: вот и славно бы! Пожили бы там, послужили бы в уездном суде и узнали бы между тем временем и хозяйство.
— Тебя послушать, так ты и бумаги
не умеешь в управу
написать, и
письма к домовому хозяину, а к Ольге
письмо написал же?
Не путал там которого и что? И бумага нашлась атласная, и чернила из английского магазина, и почерк бойкий: что?
«Законное дело» братца удалось сверх ожидания. При первом намеке Тарантьева на скандалезное дело Илья Ильич вспыхнул и сконфузился; потом пошли на мировую, потом выпили все трое, и Обломов подписал заемное
письмо, сроком на четыре года; а через месяц Агафья Матвеевна подписала такое же
письмо на имя братца,
не подозревая, что такое и зачем она подписывает. Братец сказали, что это нужная бумага по дому, и велели
написать: «К сему заемному
письму такая-то (чин, имя и фамилия) руку приложила».
— А знаешь, что делается в Обломовке? Ты
не узнаешь ее! — сказал Штольц. — Я
не писал к тебе, потому что ты
не отвечаешь на
письма. Мост построен, дом прошлым летом возведен под крышу. Только уж об убранстве внутри ты хлопочи сам, по своему вкусу — за это
не берусь. Хозяйничает новый управляющий, мой человек. Ты видел в ведомости расходы…
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы
не читаете
писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
До сих пор она
писала быстро и естественно, но призыв к его великодушию, которого она
не признавала в нем, и необходимость заключить
письмо чем-нибудь трогательным, остановили ее.
Левин, которого давно занимала мысль о том, чтобы помирить братьев хотя перед смертью,
писал брату Сергею Ивановичу и, получив от него ответ, прочел это
письмо больному. Сергей Иванович
писал, что
не может сам приехать, но в трогательных выражениях просил прощения у брата.
Написали страстное
письмо, признание, и сами несут
письмо наверх, чтобы разъяснить то, что в
письме оказалось бы
не совсем понятным.
К вечеру этого дня, оставшись одна, Анна почувствовала такой страх за него, что решилась было ехать в город, но, раздумав хорошенько,
написала то противоречивое
письмо, которое получил Вронский, и,
не перечтя его, послала с нарочным.